Рэй Бредбери
Мгновение в лучах солнца
Они приехали в Отель де лас Флорес в жаркий день в конце октября. Муж, бледный, высокий, черноволосый, поднялся в их маленький номер, повалился на кровать и закрыл глаза. В это время его жена, молодая женщина лет двадцати четырех, сновала между номером и машиной. Сначала она принесла два чемодана, затем пишущую машинку, огромный сверток с мексиканскими масками, купленными в городе Патскуаре, еще чемоданы, уже поменьше, и небольшие свертки. Она заперла машину, проверила окна и бегом вернулась в комнату, что-то напевая про себя.
– О господи, – сказал муж, не открывая глаз, – ну и кровать, чтоб ее черт побрал. На-ка, пощупай. Я же тебе говорил: проси с мягкими матрацами. – И устало хлопнул по кровати. – Она же как камень.
– Но я не говорю по-испански. – На лице жены появилось удивленное выражение. – Поговорил бы с хозяином сам.
– Ну, вот что, – он чуть приоткрыл свои серые глаза и повернул голову. – Мы как договаривались? Денежные дела, гостиницы, бензин, масло и все такое прочее ты берешь на себя, а нам уже во второй раз попадаются жесткие кровати.
– Извини. – Она начала нервничать.
– Могу я хотя бы нормально спать по ночам?
– Я же сказала, извини.
– Ты что, даже не удосужилась пощупать кровати?
– Они мне показались вполне нормальными.
– Нет, ты все-таки пощупай.
– Нормальная кровать.
– То-то и оно, что нет.
– Ну, может, моя мягче. Хочешь, спи на этой, – предложила она и попыталась выжать из себя улыбку.
– А-а, эта такая же, – вздохнул он, закрывая глаза.
Оба молчали. Наконец она встала, схватила пишущую машинку, чемодан и направилась к двери.
– Куда это ты собралась? – спросил он.
– В машину. Поедем в другую гостиницу.
– Поставь их обратно. Я устал.
– Нет, мы поедем в другую гостиницу.
– О господи! Сядь, мы переночуем здесь, а завтра поедем дальше.
Она посмотрела на вещи, и глаза ее вспыхнули. Поставив пишущую машинку на пол, она закричала:
– К черту! Бери мой матрац. Я буду спать на пружинах.
Он промолчал.
– Бери мой матрац, и хватит об этом, – повторила она.
– А что, на двух удобнее, – серьезно сказал он, открывая глаза.
– Господи, да бери оба, я могу хоть на гвоздях спать, только перестань ныть.
– Ладно, обойдусь. – Он отвернулся. – Это было бы непорядочно с моей стороны.
– С твоей стороны было бы очень порядочно вообще не поднимать шум из-за кровати. Господи, да не такая уж она и жесткая. Почему ты не заснешь, если устал, сколько же можно, Джозеф?
– Тише, тише, – сказал Джозеф, – лучше сходила бы узнать, во что обойдется нам поездка на такси к вулкану Парикутин. И посмотри на небо: если оно голубое, значит, извержения сегодня не будет. Да смотри, чтоб тебя не надули.
– Не бойся, я все сделаю. – Она вышла, закрыв за собой дверь.
Небо над городом было голубым, только на севере (а может, на западе или востоке, она не была уверена) огромное черное облако поднималось от пылающей печи вулкана Парикутин.
Она разыскала таксиста, высокого толстяка с торчащими зубами, и началась торговля.
С шестидесяти песо цена быстро упала до тридцати семи…
Значит, так! Он должен приехать завтра в три часа дня и повезти их к грязно-серым снегам, к местам, где выпал вулканический пепел и царствовала пыльная зима. Правильно ли он ее понял?
– Si! Senora, esta es muy claro, si! (Да, синьора, все ясно – исп.)
– Bueno (Хорошо – исп.). – Она дала ему номер их прощалась…
Сама того не замечая, женщина погружалась в город, омывавший ее со всех сторон, словно медленная и молчаливая река…
И вдруг тень тревоги пробежала по ее лицу. Она посмотрела на часы: прошло полчаса, как она вышла из гостиницы. Надо было возвращаться.
В самом конце гостиничного дворика продавали прохладительные напитки. Купив четыре бутылки кока-колы, она открыла дверь их номера:
– Мы выезжаем завтра в три часа.
– Сколько дала?
– Всего лишь тридцать семь песо.
– Хватило бы и двадцати. Нечего давать этим мексиканцам возможность обманывать себя.
– Я же богаче их, и если кто заслуживает быть обманутым, так это мы.
– Да при чем тут это? Просто они любят торговаться.
– Когда я с ними торгуюсь, то чувствую себя скотиной: к чему поднимать шум из-за доллара!
– Доллар есть доллар.
– Я заплачу доллар из своих денег, – сказала она. – Хочешь воды?
– Что у тебя там? – Он поднялся и сел на кровати.
– Кока-кола.
– Ты же знаешь, я не люблю кока-колу. Отнеси две бутылки назад и возьми апельсиновый сок. Как вулкан, действует?
– Да.
– Ты спрашивала?
– Нет, посмотрела на небо. Оно все в дыму, того и гляди, лопнет от дыма.
– А как мы можем быть уверены, что извержение будет завтра?
– Никак. Если не будет, отложим поездку.
– Я тоже так думаю. – Он опять лег.
Она принесла две бутылки апельсинового напитка.
– Что-то он не холодный, – глотнув, сказал муж…
Ужин подали им во дворе: мясо прямо со сковородки, зеленый горошек, блюдо риса по-испански, немного вина и персики со специями на десерт.
После ужина они вышли на площадь. Zocalo (площадь – исп.) была в зелени. На эстраде, украшенной бронзовыми завитками, свистел, трубил, гудел и ревел оркестр. Сколько людей, сколько красок! Площадь словно расцвела Оркестр разразился Yanki Doodle ("Янки Дудл" – муз.), это привело ее в восторг и широко улыбаясь, она повернулась к мужу, напевая что-то вполголоса.
– Ты ведешь себя, как туристка, – сказал муж.
– Просто мне хорошо.
– Не будь по крайней мере дурой.
Мимо них медленно проходил торговец серебряными безделушками. Джозеф осмотрел его товар и выбрал браслет – очень изящную, изысканную вещицу.
– Сколько? – спросил он продавца.
– Veinte pesos, senor (Двадцать песо, сеньор – исп.).
– Ничего себе, – с улыбкой сказал муж по-испански. – Я дам тебе за него пять песо.
– Пять песо?! Я умру с голоду.