Мне было обидно, что я, застряв в своем детском тельце, не могу вот так же встречаться с юношей. В той фирме, в которой меня пересадили в это тело, на мой запрос просто выставили счет на новое тело восемнадцатилетней девушки. Мои родители развели руками, сказав, что это им не по карману. Тогда я устроилась на работу, включив свой разум в цепочку распределенных вычислений. На счету родителей принялись копиться некоторые суммы, которые я запретила тратить.
Через два года у меня появилось новое тело. Девушки братьев смотрели на меня с завистью. За те годы, что прошли с моей первой пересадки технологии совершили огромный рывок в изготовлении искусственных тел. Оно было более совершенным в применяемых материалах, кинематике и алгоритмах вычислений. Моё «я» получило забытые со времен биологического тела возможности. Предчувствие, тревожность, радость, восхищение, влюбленность, злость. Я знала, что это симуляция, которую можно отключить по требованию, но она делала меня более похожей на простых людей.
Девушки моих братьев бывали со мной чаще, чем с ними. Они видели во мне лидера, человека будущего и открыто завидовали мне. А я завидовала им, зная, что у них когда-нибудь родится такой же малыш, какой я была когда-то. Думая об этом, моя электроника часто начинала давать сбои, после которых случались долгие проверки моего «я» и последующая за ними отладка. С каждой отладкой я чувствовала, как от меня прежней остается все меньше и меньше.
Новый вид человечества столкнулся с проблемами, о которых прежде не хотел думать. Прежде всего, исчезла целая отрасль сельского хозяйства, занимающаяся продуктами питания. За ней пропал и весь «общепит». За ненадобностью пропали терминалы Сети, каждый цифровой человек сам становился им. Исчезли магазины, кинотеатры, развлекательные заведения. Все, что можно было увидеть зрением, так же просто проецировалось в сознание. У людей исчезла потребность общаться голосом. Мир затих и опустел.
После того, как научились формировать из готовых «я» изменением «ноль одного» процента новые личности, рассыпался институт семьи. Новая биологическая личность была не нужна для копирования нового «я». Цифровая вечность наложила на демографию свой отпечаток. Новые жители были не нужны в том количестве, как прежде.
Первые признаки стагнации общества, принимаемые вначале за переходный период перед качественным скачком вперед, появились вместе с исчезновением новых книг, фильмов, спектаклей. Почему-то цифровое «я» не находило в них ничего притягательного. Фантазии, свойственные биологическому телу, несовершенному и уязвимому, а оттого испытывающему полет духа от воображаемых приключений, в совершенном долговечном теле были непонятны.
Каждая единица биологического человечества рождалась с какими-то задатками, которые стоило развивать, чтобы получать удовольствие и чувствовать смысл жизни. Моему телу достаточно было сменить программу, чтобы превратится из певицы в спортсмена, политика, историка, рабочего. Но природа не просто так создала человечество. Она видела весь путь, а человек, только следующий шаг, причем, не зная наверняка, куда этот шаг ведет, вверх по эволюционной лестнице или вниз.
Как и всякое искусственное тело, мне несвойственны были глубокие терзания по поводу пути человечества. Пока вокруг меня было большинство людей биологического вида, то и мой личный смысл терялся в их массе.
Я наблюдала за ними, пытаясь понять, насколько мы отличны друг от друга. У нас, у цифровых «я» было большое преимущество, благодаря Сети мы всегда знали, кто перед нами, биологический человек или один из нас. Это обстоятельство помогало мне сопоставлять поведение обычных людей. Мне иногда казалось, что я начинаю замечать определенные тенденции, обобщающие поведение простых людей, пока кто-нибудь не начинал портить все мои выводы неординарным поведением.
Что было общего у всего биологического человечества, так это страх перед смертью. Страх перестать быть. В особенности у тех, кто при жизни сделал столько, что было жалко терять нажитое по дурацкой затее природы, называемой смертью.
Темной тенью нависла над людьми угроза потери смысла жизни. Пока перед конкретным «я» впереди маячила цель, выраженная в надгробной плите на кладбище, у него было желание успеть сделать что-то. Как только появилось ощущение вечности, ежедневные привычные занятия потеряли прежний смысл. Жизнь превратилась из разнообразной кучи проблем, в единственную, жить ради которой было не так очевидно. Необходимо было следить за зарядом своих аккумуляторов.