— Жаль, что я не могу предложить вам свое гостеприимство, — с сожалением произнес герцог. — Увы, у нас только две спальни.
— Я не пропаду, — ответил Сезанн. — Пойдемте, Колверт, пройдемся до гостиницы при лунном свете и выпьем, наслаждаясь его красотой, прежде чем снова придется слушать бредни тех, кто полагает, будто знает все о природе.
Герцог со смехом поднялся.
Сезанн пожелал Симонетте доброй ночи и направился к выходу. Герцог немного задержался.
— Иди спать, дитя мое. Я постараюсь не разбудить тебя, когда вернусь. Думаю, я буду поздно.
— Желаю тебе повеселиться, папа.
Герцог поспешил за Сезанном, который уже выходил на дорогу.
Симонетта подождала немного, пока они не скрылись из виду. Теперь она могла встретиться с Пьером Валери. Она не сомневалась, что вернется до прихода отца, но на всякий случай припрятала ключ от черного хода. Если отец вернется первым, он закроет, как обычно, дверь на задвижку.
«Учитывая отсутствие всякого опыта, я весьма успешно справляюсь», — решила девушка. Ей бы хотелось кому-нибудь похвастаться своей сообразительностью, но она знала, что никогда не сможет рассказать о том, как сыграла свою роль в этой пьесе.
«Я начинающая художница, берущая уроки живописи, — уговаривала она себя. — Я приехала сюда самостоятельно. В моем желании полюбоваться красотой здешних мест при лунном свете вместе с другим живописцем нет ничего предосудительного».
И все-таки девушка не могла не ощущать уколы совести. Как бы она себя ни оправдывала, но своего отца она обманывала, потому что он скорее всего помещай бы ей осуществить ее желание. «Он отнесся бы неодобрительно к Пьеру Валери, впрочем, и к графу тоже, узнай он, как этот человек повел себя со мной», — размышляла Симонетта.
Опасаясь, как бы ее воспитание не возобладало над ее желанием, Симонетта побежала по дороге к условленному месту так, как если бы убегала не из дома, а от самой себя.
Пьер Валери уже ждал ее.
Он вышел из тени деревьев ей навстречу, и от неожиданности Симонетта слегка вскрикнула.
— Я не хотел напугать вас, простите, — поспешил извиниться Пьер. — Просто я увидел, как двое мужчин прошли по направлению к гостинице, и понадеялся на вашу смелость. Ведь вы обещали присоединиться ко мне.
— Как видите… я здесь, — тихо ответила Симонетта.
— И я вам очень благодарен. Пойдемте же скорее! Нам многое надо успеть посмотреть и на многое полюбоваться, прежде чем вам пора будет возвращаться.
Молодой человек взял ее под руку. Со стороны его жест выглядел совершенно непринужденно.
Они прошли немного по дороге, затем свернули на узкую извилистую тропу, которая становилась все круче и круче, пока Симонетта не почувствовала под ногой ступени.
Она догадалась, что они взбираются наверх, где когда-то возвышался замок. Подъем был крутой, в тени деревьев, которые росли по обе ее стороны, тропа была еле различима, и, если бы Пьер не направлял ее, девушка сбилась бы с дороги.
Они взбирались все выше и выше, и неожиданно перед ними открылся весь Ле-Бо, залитый лунным сиянием. Каменные уступы поблескивали, отражая лунный свет. Красота, не поддающаяся описанию, красота совершенная и таинственная.
Над скалистыми уступами поднимались развалины замка, словно распространявшие вокруг непостижимую магию.
Симонетте почудилось, будто она, как по волшебству, перенеслась в далекое прошлое.
Она видела замок и его обитателей, феодальных князей, страстных, гордых, своенравных, которые полагали, что ведут свой род от самого Валтасара6, и на их гербах красовалась Звезда Востока.
Прекрасные дамы в платьях с пышными рукавами, с волосами, перевитыми нитями жемчуга, внимали серенадам трубадуров.
Чудными звуками песни любви, казалось, был напоен воздух, и Симонетта не знала, слышит ли она песнь трубадура, или это Пьер читает ей страстные строки, обращаясь к ней самой:
Я так часто думаю о ней,
Любовь моя так преданна,
Что ночью и днем
Мысль о ней заставляет меня трепетать.
Голос Пьера звучал негромко и проникновенно, словно в призрачном свете луны заговорили тени, обступившие их.
Он замолчал, и все стихло, только где-то далеко-далеко, в долине, лягушки продолжали свой нескончаемый концерт.
Так продолжалось долго, потом Пьер заговорил снова:
И если Любовь наградила меня,
Позволив носить ваш образ в сердце моем,
Умоляю вас, сберегите это сердце от пламени,
Ибо я боюсь за вас
Гораздо больше, чем за себя самого.
Они подошли к развалинам крепостного вала и постояли, глядя на открытую всем ветрам долину Авиньона. Вдали поблескивали, словно серебряные нити, соленые марши Комарга.
А позади них вздымались вершины Альп, серебристо-голубые в лунном свете. Их зыбкие силуэты уходили вдаль, сливаясь с небом.
Немного постояв, Пьер осторожно взял Симонетту под руку и повел обратно. В темноте девушку не покидало ощущение, будто он уводил ее из рая в мир, о котором она совсем не хотела вспоминать. Они шли молча, но им были не нужны слова, чтобы продолжать разговор друг с другом.
Только когда прямо перед ними показался домик под красной черепичной крышей, Пьер произнес:
— Ну, вот вы и увидели Ле-Бо при лунном свете.
— Никогда… этого не забуду.
— Конечно. Это будет моим вам подарком. Никто и ничто не сможет отнять у вас воспоминание о нем.
— Как вам удается… понять, что я чувствую?
— Видимо, я и сам чувствую то же самое. Я всегда буду помнить эту лунную ночь, которую мы провели вместе.
— И я тоже.
Так они стояли, и луна освещала их. Симонетта посмотрела в лицо Пьеру, их взгляды встретились, и девушке показалось, что ее спутник хочет поцеловать ее. И вдруг она поняла, что хочет того же! Это было бы великолепным завершением такого удивительного вечера! Никогда раньше Симонетта не испытывала такого иступленного восторга, и, возможно, ей никогда в жизни не удастся испытать ничего похожего.
Они стояли, не сводя друг с друга глаз, и Симонетта не дыша ждала.
Но неожиданно резко, словно стремясь разрушить колдовские чары, которые невидимо связали их, Валери сказал:
— Пожелаем теперь друг другу доброй ночи. Вам пора спать, Симонетта.
Это было словно он плеснул холодной водой ей в лицо!
Девушка подняла руки, как будто защищаясь от удара.
Ей хотелось выкрикнуть ему обвинение в том, что он посмел разрушить нечто драгоценное, исполненное ощущения смутного восторга. Как он мог поступить так жестоко!
Но молодой художник уже шел к дому, и ей ничего не оставалось, как последовать за ним.
— Пожалуйста, Пьер… подождите меня, — крикнула она, испугавшись, что он может исчезнуть, и она никогда больше не испытает ничего подобного. Неожиданно она сообразила, что впервые назвала его по имени.
Он остановился, и Симонетта заметила, как изменилось выражение его лица. Глаза потемнели и хмуро смотрели на нее из-под сдвинутых бровей.
Девушка вдруг почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной.
— Почему?.. Что такого… я сделала? Почему вы… так переменились?
— Вам пора домой, — был ответ. — Для вас время уже позднее.
И он снова повернулся и пошел прочь от нее. Симонетта была в отчаянии, не в силах понять, чем же она обидела художника. Так они и прошли — он впереди, она следом за ним — через открытую калитку в сад и по узкой тропинке к Двери в домик.
Пьер остановился, дожидаясь, пока она подойдет, чтобы пожелать ей спокойной ночи.
Тут Симонетта заметила, что дверь открыта, хотя она заперла ее за собой, когда уходила из дома. Сердце ее сжалось от страха. Должно быть, это вернулся отец. «Он будет сильно гневаться», — мельком подумала девушка и глубоко вздохнула, словно стараясь набраться храбрости.