Раньше, когда герцогу случалось пересекать Ла-Манш, он гостил у кого-нибудь из своих знатных приятелей. Посещал званые вечера, балы и первоклассные, самые дорогие увеселительные заведения.
Импрессионисты же устраивали свои нескончаемые диспуты в дешевых кафе, выпивая при этом изрядное количество абсента и негодуя, что общество не желает признавать их творчество. Но герцог чувствовал близость с самыми значительными художниками из тех, с кем познакомил его Клод Моне.
Он с нетерпением ждал того момента, когда сможет отложить в сторону свои серьезные и, несомненно, весьма значительные обязанности и отправиться во Францию, где снова станет обыкновенным художником, который вместе со своими собратьями по творчеству борется за признание и успех. Ждал с нетерпением, подобным тому, которое испытывает путник в пустыне в ожидании появления благодатного оазиса на горизонте.
Но теперь, сидя в удобном экипаже, он поглядывал на Симонетту, размышляя про себя, стоило ли ему брать с собой дочь. Не было ли подобное безрассудство непоправимой глупостью с его стороны?
Конечно, ему не хотелось огорчать дочь, оставляя ее в одиночестве. Она только-только избавилась от опеки гувернанток, и у нее было слишком мало друзей, к которым она могла бы отправиться погостить, не договорившись об этом заранее. К тому же герцог вполне разделял ее мнение, что тетушка Луиза — не самое подходящее общество для девушки на время отсутствия отца.
Несомненно, у них была и другая родня, которая была бы рада принять Симонетту, но об этом тоже требовалось предварительно договориться.
А герцогу совсем не по душе было терять время на все эти скучные дела, поскольку домик в Провансе предоставлялся в его распоряжение лишь на время отсутствия владельца, одного из приятелей Моне. Этот человек занимался реализацией картин и размещением заказов, любил комфорт, и герцог не сомневался, что домик окажется хоть и небольшим, но весьма уютным, и это привлекало его гораздо больше, чем небольшая дешевая гостиница, где художники размещались по несколько человек в комнате. К тому же кое-кому из них еще наверняка пришлось бы помогать взбираться по лестнице после чрезмерных возлияний.
Эта сторона жизни его новых друзей слегка коробила и самого герцога, а уж знакомить с ней свою дочь у него не было никакого желания.
Он отправляется в Ле-Бо с серьезным намерением — рисовать. Но ему пришлось бы по душе, если бы он встретил там единомышленников, с которыми можно поговорить после заката солнца о том, что его интересовало.
Герцог пытался уверить себя, что вряд ли кто-нибудь догадается об их принадлежности к английскому светскому обществу. Ну а для Симонетты все это напоминало игру в шарады или подготовку к любительскому спектаклю в их небольшом домашнем театре, в котором им с отцом предстояло сыграть главные роли. Она неоднократно устраивала на Рождество представление для слуг и окрестных ребятишек.
— Ты должна выглядеть прилично, но бедно, — объяснил ей герцог, готовясь к отъезду, — так, чтобы было ясно: ты слишком увлечена живописью, чтобы думать о нарядах.
Симонетта засмеялась:
— Это не просто, папа. Все мои вещи очень дорогие.
Если на это не обратят внимания мужчины, то женщины обязательно подметят.
— Надо найти что-нибудь подходящее, иначе я не смогу взять тебя с собой.
— Я подберу себе отличное платье, — пообещала Симонетта, и в глазах ее засветились лукавые огоньки.
Задача ей выдалась не из легких, но в конце концов она отыскала несколько более или менее простых домашних платьев, которые носила несколько лет назад, и попросила белошвейку, работавшую у них в доме, расставить их по фигуре.
— Зачем вам понадобились эти старые лохмотья, мисс? — удивилась миссис Бейнс. — Будь моя воля, я давно отослала бы их в приют.
— Там, куда мы с папой едем, — выкрутилась Симонетта, — мне придется играть роль бедной девушки в любительском спектакле. Ей приходится самой зарабатывать себе на жизнь. Но в конце она, конечно, выходит замуж за прекрасного принца.
— Вот для такой сцены у вас нарядов предостаточно, — заметила миссис Бейнс.
Простенькие платья были готовы. Поразмыслив немного, Симонетта попросила миссис Бейнс сшить ей еще короткий плащ из синего бархата, который, по ее мнению, вполне подходил для юной художницы, и несколько свободных блуз, завязывающихся бантом у шеи.
Времени на все это едва хватало, пришлось позвать на помощь горничных и, конечно, отвечать на их каверзные вопросы по поводу мифического спектакля.
Но к тому времени, когда герцог назначил отъезд, у Симонетты был готов небольшой дорожный сундук, и «новые» наряды дочери показались герцогу соответствующими случаю и вряд ли способными привлечь излишнее внимание.
Он не учел только, что его дочь со своей копной рыжевато-золотистых волос и необыкновенными, цвета морской волны глазами в любом наряде привлечет «излишнее» внимание.
Рано утром они покинули поместье и отправились в Лондон. Там у герцога был дом, в котором он собирался дать бал по случаю представления Симонетты ко двору.
Но до этого времени оставался еще целый месяц, а пока в Фарингем-Хаус на Парк-лейн жили лишь несколько пожилых слуг, которые и поддерживали порядок в доме. Они, не скрывали своего удивления при виде хозяина с дочерью и обрадовались, узнав, что те проведут в доме не больше часа.
Слуги в доме были слишком стары, чтобы проявлять любопытство, и не обратили внимания на то, что почти весь свой багаж герцог и Симонетта оставили в своих комнатах.
С собой они взяли лишь два небольших дорожных сундука.
Одежда их тоже сильно отличалась от той, в которой они прибыли в Лондон.
Герцог отослал свою карету. В наемном экипаже они добрались до вокзала Виктории.
— Итак, — обратился он к дочери, — с этого момента мы в сущности уже начинаем исполнять свои роли в той пьесе, которую задумали сыграть. Нам предстоит забыть, кто мы такие на самом деле, и вжиться в новый образ.
— Я постараюсь, папа, — улыбнулась Симонетта.
— Впрочем, я не собираюсь испытывать никаких неудобств до того момента, как мы прибудем в конечный пункт нашего путешествия, — продолжал герцог, — даже если кому-нибудь и покажется, будто мы выглядим несколько странно среди пассажиров первого класса.
Симонетта подумала, что ее отца невозможно было бы счесть не джентльменом, так он был красив и представителен.
Но она почувствовала разницу между тем обращением, которого наверняка удостоился бы его светлость герцог Фарингем, и отношением к просто мистеру Колверту. Именно так назывался отныне ее отец.
Начальник вокзала в униформе не проводил их до вагона, да и в порту никто не сопровождал их до парохода, на котором им предстояло пересечь Ла-Манш.
Проводник отыскал купе, зарезервированное для них, и, поблагодарив за чаевые, заспешил дальше.
Ни секретарей, ни сопровождающих, ни лакеев. Никто не заботился о том, чтобы им было удобно, но Симонетте казалось, что отец наслаждается этим, радуясь своей свободе.
— Ты совсем как школьник, сбежавший с занятий, папа, — пошутила она.
— Меня нежили, холили и лелеяли, вокруг меня все время кто-то суетился всю мою жизнь. Признаюсь, я нахожу довольно забавным чувствовать себя обычным человеком среди обычных людей.
— Мне тоже это кажется восхитительным.
— Но веди себя прилично! Иначе я без всякого сожаления немедленно отправлю тебя домой и буду считать, что допустил ошибку, позволив тебе путешествовать вместе со мной.
— Но, папа, ты не меньше меня доволен, что мы едем вместе! Правда, для меня это особенное, необыкновенное приключение!
И, немного помолчав, добавила:
— Как ты считаешь, хороша ли я в роли твоей ученицы?
Герцог хотел было ответить дочери, что она слишком хороша, причем для любой роли, но решил не смущать ее и с деланным равнодушием небрежно бросил: