Выбрать главу

Гарри ненавидит появляться на всяких ток-шоу — он этого дела накушался ещё с One Direction. Но отказать Джеймсу Кордену, одному из своих лучших друзей, Гарри тоже не может, и сейчас, пока он сидит в студии и ждет, пока Джеймс позовет его на прямой эфир, он вспоминает, как подозрительно легко Эйвери отпускает его в Нью-Йорк.

Гарри доверяет своей жене, а как же иначе? Без доверия нет ни брака, ни просто отношений, и за тринадцать лет совместной жизни Эйвери ни разу не дает ему повода усомниться в её чувствах. Но Гарри тридцать шесть лет, кризис среднего возраста устраивает в мозгу революцию, и прогнать прочь дурацкие мысли Стайлс не может.

Его и попросили-то о самой малости: приехать 31 декабря на прямой новогодний эфир The Late Late Show и исполнить в акустике песню. Любую, какую он сам захочет. И Гарри до сих пор сам удивлен собственным выбором. Клэр Учима, его бессменная клавишница, если и изумлена, то не подает виду. Гарри старается думать, что Эйвери сейчас сидит с Рози на коленях и смотрит шоу, чтобы увидеть его, но что, если…

Что, если нет?

Он трясет головой, едва не разрушая укладку, созданную стилистом, и ассистентка тут же несется к нему, поправляя «художественный беспорядок», который только кажется таковым, а на самом деле понадобилась туча времени, чтобы его создать. Ему тридцать шесть, и, наверное, только это заставляет его думать, что их брак с Эйвери проходит через какие-то… испытания? Эйвери не давала поводов так думать. Ни разу не упрекнула его в том, что он проводит больше времени в разъездах и в студии, чем с ней и с дочерью. Эйвери всегда понимала, за кого вышла замуж.

Но скоро чертов Новый Год, и они планируют провести его вместе, пока за две недели до не звонит Джеймс. Гарри соглашается — он не умеет отказывать друзьям, да и Джефф считает, что нужно напомнить о себе, пока идет запись нового альбома. Пару дней он не решается рассказать об этом дома. Он думает, что Эйвери наверняка воспротивится, должна же хоть когда-то?

Она вздыхает и говорит — если нужно, то поезжай.

Гарри всегда радовался её умению понимать и принимать его суматошный образ жизни, в котором «надо» всегда было важнее, чем «хочу» — как и у любого взрослого человека, в общем-то. Но в феврале ему будет тридцать семь, его дочери — пять с половиной лет, его отношениям с Эйвери — несколько больше, и если и расцветать в дурной башке кризису приближающихся сорока, то когда, как не сейчас? И он думает: что, если его туры и его работа, так им любимая, сыграли с ним дурную шутку? Что, если его жена… о, конечно, не изменяет ему, но научилась жить без него, и ей комфортнее без него, чем с ним?

Эта мысль пугает. Она зудит где-то на периферии мозга ровно с момента, когда он увидел реакцию Эйвери на его отъезд, и не желает убираться прочь.

Гарри нервно одергивает пиджак от Гуччи — темно-синий, с золотыми узорами — и зажмуривается. Вокруг суетятся люди — ассистенты, съемочная группа, у них и Нового Года толком не будет. Такая работа. Сейчас он выйдет под павильонное освещение, возьмет гитару и посмотрит в камеру, и все сомнения, червячками копошащиеся в голове, отойдут на второй план. Он останется наедине с музыкой, и, если Эйвери и правда смотрит шоу, она поймет, что где-то на Западном побережье, в Большом яблоке, о ней думают. А потом он выберется из студии, поедет в их нью-йоркскую квартиру и позвонит домой, чтобы провести последние минуты года с семьей, пусть и через видеозвонок Скайпа. И ляжет спать, чтобы первого января улететь домой, в Эл-Эй, где всегда ему рады, где его — он надеется и верит — любят и ждут. Гарри представляет, как Барни — огромный золотистый ретривер, которого они завели почти сразу после свадьбы — будет тыкаться носом ему в ладони и лизать руки. Как Рози сбежит по лестнице, чтобы броситься на шею. Как Эйвери прижмется к нему и прошепчет своё вечное: «Добро пожаловать домой». И Гарри отпускает, будто и не было идиотских сомнений, будто не было страхов и опасений. Но отпускает неохотно.

— Гарри, давай, — Джефф подпихивает его в спину.

Он выбирается в павильон, привычно слепнет поначалу от софитов и глохнет от аплодисментов. Джеймс хлопает его по плечу.

— И сегодня в качестве одного из приглашенных гостей — один из моих лучших друзей, потрясающе красивый даже в своем возрасте и настолько же самовлюбленный Гарри Стайлс!

Гарри подходит к микрофону, улыбается широко и сияюще, ведь именно этого от него и ждут. Обводит взглядом публику.

— Спасибо, Джеймс, и не будем вспоминать, что ты старше меня, да? Всем привет. Я действительно здесь, вам не кажется. Новый Год, — произносит он, глядя в одну из ближайших камер, — это праздник, который, как и Рождество, хочется провести с любимыми людьми. Я люблю вас всех, иначе меня не было бы здесь. Я люблю тех, кто смотрит мое выступление перед экранами. Я люблю тех, кто нашел время и пришел сюда как зритель, и люблю тех, кто посмотрит концерт в записи. Но ещё я люблю свою семью, и… — черт, у него срывается голос, и Гарри надеется, что никто не замечает этого. — И я знаю, что они смотрят на меня сейчас.

Он практически может видеть, как Рози радостно ерзает у Эйвери на коленях, как тянется к экрану и смеется, а потом с тревогой спрашивает, не тоскливо ли папе там одному, пока они в Лос-Анджелесе? Тоскливо, Рози, ещё как тоскливо. Гарри шлет в камеру воздушный поцелуй и берет первый аккорд, зажимая пальцами струны гитары.

If I could fly, I’d be coming right back home to you.

I think I might give up everything, just ask me to…

Гарри мог выбрать любую песню из своего репертуара, но выбирает If I could fly — он знает, что у Эйвери она из репертуара One Direction самая любимая. Он думает: если бы я мог, я бы сейчас был дома, рядом с тобой, детка.

«И скоро я буду»

For your eyes only, I show you my heart,

For when you’re lonely and forget who you are.

I’m missing half of me when we’re apart —

Now you know me, for your eyes only,

For your eyes only…

Эйвери знает его, как не знает ни одна женщина, кроме разве что мамы и Джеммы, но они не в счет, они ведь были с ним всегда рядом. Эйвери принимает его полностью — его привычку петь в душе и его работу, его чувство юмора и постоянную необходимость летать по миру и открывать для себя новые города… или что-то новое в давно известных. Эйвери любит его, и сейчас, прикрывая глаза и будто наяву видя её лицо, Гарри улыбается.

К черту любые кризисы среднего возраста.

Они со всем справятся. И всё им по плечу, пока Эйвери хочет смотреть с ним свои обожаемые «Звездные войны», поедая при этом пиццу. Она может цитировать этот фильм наизусть, но всё равно пересматривает его, и Гарри присоединяется, если может. Он знает — Эйвери это важно. Так же, как ей важно чувствовать, что он рядом. Что он обнимает её, и все проблемы уходят на второй план. А то и на третий.