I’ve got scars, even though they can’t always be seen
And pain gets hard, but now you’re here and I don’t feel a thing…
У них обоих есть шрамы, оставшиеся на сердце, но шрамы не болят, пока их семья крепко держится друг за друга. И пока у Гарри есть двое зрителей, ради которых он на самом деле поет. Мнение которых ему единственно важно.
I’m missing half of me when we’re apart,
Now you know me, for your eyes only…
Аплодисменты оглушают. Он и забыл уже, что находится на студии The Late Late Show. Гарри открывает глаза. Оператор показывает ему большой палец.
— Итак, леди и джентльмены, мистер Гарри Стайлс! — Джеймс аплодирует громче всех. Ассистент забирает у Гарри гитару, и тот падает на диван, знакомый до боли. Сколько раз он уже сидел здесь за все эфиры, и он всегда был рад поболтать с Корденом и посоревноваться с ним в чувстве юмора, но сейчас Гарри предпочел бы находиться дома.
— Рад, что ты пригласил меня, Джеймс, — врет он и улыбается. Корден прекрасно знает, что ничерта Гарри не рад, но в этом ничего личного.
— Ну, пригласил-то я не только тебя, так что особенно не рассыпайся в благодарностях, — смеется Джеймс. — Кстати, я тут ещё кое-кого позвал…
— Ага, всех тех знаменитостей, что кучкуются за кулисами и ждут своего часа, — Гарри закатывает глаза. Шутка не из лучших, но зрители всё равно смеются. Они всегда смеются, им за это деньги тут платят.
— Не только, — Джеймс ухмыляется. — Вообще-то, я пригласил сюда ещё и твою семью.
«Что?»
Гарри едва успевает обернуться, как Рози маленьким торнадо в розовом платье принцессы бросается ему на шею, вылетая откуда-то из-за кулис. Он обнимает дочь прежде, чем успевает понять, что происходит; кто-то из женской половины зрителей умиленно ахает. Гарри поворачивается в сторону бекстейджа и видит, что Эйвери стоит там, сложив на груди руки, и улыбается.
И у него будто гора с плеч летит. Ведь теперь Гарри понимает, почему она так легко отпустила его в Нью-Йорк в канун Нового года — она собиралась прилететь следом. У него на душе теплеет; он подхватывает Рози на руки и улыбается присутствующим в студии. Джеймс прощен и за съемки, и за любые его будущие прегрешения в наступающем году, до которого еще полтора часа, и Корден сам знает, что теперь может безбожно косячить и дергать Стайлса по поводу и без.
Эйвери качает головой и отказывается выходить к камерам, зато Рози чувствует себя, как рыба в воде: Джеймс проводит с Гарри короткое интервью, а малышка скачет по студии, приводя всех вокруг в умиление, а потом запрыгивает к Гарри на колени и спрашивает:
— Папа, а когда мы поедем домой? Мама там уже соскучилась.
У Джеймса всё равно заканчивается эфирное время, отведенное на Гарри, и он милостиво отпускает его. Эйвери ждет на бекстейдже — как всегда, в джинсах и блузке, с убранными в хвост волосами, она улыбается и отвечает на поцелуй, пока официальный фотограф The Late Late Show делает несколько снимков. Гарри знает, что жена терпеть не может появляться на фотографиях, и шепчет ей на ухо:
— Прости, — и снова целует, наслаждаясь вкусом её губ, таким родным и знакомым. Осторожно проникает языком в её рот, а Рози фыркает у него над ухом, недовольная, что папа своё внимание с неё переключил, пусть и на маму.
— Да ничего, — также шепчет Эйвери в поцелуй и отстраняется. — Поедем домой? Я даже успела заехать на квартиру и нарядить ёлку.
Рождество они справляли в Холмс-Чапеле, как и последние тринадцать лет, и ставить ёлку в нью-йоркских апартаментах просто не было необходимости. Гарри касается губами виска Эйвери. Почему она всегда знает, что ему нужно, чего он ждет? Кажется, родственные души именно так и работают, ага? Их путь ничерта не был простым, и они долго притирались друг к другу. Долгие часы разговоров и уютного молчания сделали своё дело; теперь они понимают друг друга даже без слов, и Гарри думает: как он вообще мог решить, что Эйвери может жить без него? Что ему придется учиться жить без неё? Зачем?
Дурак.
По дороге к выходу из студии, пока Эйвери набрасывает куртку, им встречается Тейлор Свифт. В свои сорок с крошечным «хвостиком» Тейлор всё ещё красива: узкие джинсы и блузка подчеркивают её фигуру, а волосы, убранные в элегантную прическу, всё такие же золотистые. Эйвери напрягается, тогда как Рози восхищенно рассматривает Свифт.
— Папа, это принцесса? — спрашивает, хлопая глазами, круглыми от восхищения.
Услышав это, Свифт хохочет.
— Увы, я — всего лишь Тейлор, малышка, — она притормаживает, улыбается Гарри и Эйвери. — С Новым Годом, ребята, — топор войны Гарри и Тейлор давно зарыли, извинились друг перед другом за любые неосторожные фразы. Тейлор тянется и целует Гарри в щеку, обнимает Эйвери и треплет Роуз за щеку. Кажется, Рози пару дней не будет умываться.
Секунда — и Свифт уже нет, она спешит на съемку, ведь именно она — следующий гость Джеймса. Эйвери застегивает молнию на куртке и растягивает губы в улыбке. Она молчит, пока Гарри усаживает Рози на заднее сидение машины. Молчит, пока пристегивает ремень безопасности. Молчит, пока машина разогревается, пока Гарри отъезжает со стоянки. И он не выдерживает первым.
— Детка, что случилось?
— Ничего, — Эйвери не умеет лгать, во всяком случае, не ему. Гарри вздыхает. Он чувствует, что дело в мимолетней встрече с Тейлор, хотя он уже и думать о ней забыл, и расстались они без малого двадцать лет назад, и жизнь давно развела их по разные стороны. — Ты лучше на дорогу смотри.
— Эйв, я понятия не имел, что Корден пригласил Тейлор, а когда узнал, было поздно отказываться, — он чувствует, что оправдывается, хотя оправдываться не за что, и его это несколько раздражает — не в Эйвери, в себе. Рози уже заснула на заднем сидении, пока машина грелась, а уж если она уснула, то её и тысячей пушек не разбудить, пока сама не проснется. Оно и к лучшему.
Эйвери хмурится, Гарри знает это, даже не поворачиваясь к ней. А потом вздыхает точно так же, как и он:
— Гарри, я ни в чем тебя не обвиняю, правда, — она тянется и кладет руку ему на ладонь, сжимающую руль. Пальцы у неё прохладные, опять перчатки не надевала. Калифорнийская привычка. В Эл-Эй перчатки ни к чему. — Я просто… подумала, как здорово она выглядит, а ведь мы почти одного возраста, и я…
О, Боже. Гарри хочется засмеяться или закатить глаза, или сделать и то, и другое одновременно. Он отлично знает, что его жена собой чаще недовольна, чем довольна. Он не устает доказывать ей, что для него она — лучше всех. Ведь он мог выбрать любую женщину, и мало кто отказал бы ему вообще. Он знает, что Эйвери тяжело переживает критику, хотя старается не показывать этого, и что она — самый строгий критик сама для себя. Строже только её мать, но как раз её Эйвери уже давно перестала слушать.