Такие награды в первые дни войны были большой редкостью!
Семьдесят дней войска Южного фронта под командованием генерала армии И. В. Тюленева сдерживали чудовищный натиск гитлеровской военной машины на юге страны. Обе стороны несли потери. Но темпы продвижения немецко-фашистских войск резко снизились. «Блицкриг», рассчитанный на победу в двухмесячный срок, на полный разгром России, явно забуксовал. Шел уже третий месяц войны…
…Август сорок первого готовился сдавать вахту осеннему месяцу, дым войны подступал к Днепру. У Днепропетровска враг прорвался на левый берег. Именно на границе Южного и Юго-Западного фронтов, входивших в Юго-Западное направление, командование которым было поручено Маршалу Советского Союза С. М. Буденному.
По приказу Тюленева войска резервной армии Южного фронта, не успев доформироваться, контратаковали противника. Ее боевыми действиями и обороной города руководил непосредственно генерал армии Тюленев, сознавая стратегическую важность этого участка. Некоторые районы Днепропетровска переходили из рук в руки. Совсем некстати осколок раздробил ногу. Ранение оказалось серьезным.
В личном архиве командующего фронтом обнаружилась записка-донесение главкому направления:
«После освобождения Ломовки нашими войсками взят поселок завода № 165. Наступление продолжается. Операцией руковожу на месте. Тюленев».
Последнее предложение в записке было зачеркнуто, дальше шла приписка:
«К сожалению, до конца, видимо, мне лично оставаться не придется, т. к. ранен в ногу. Врачи рекомендуют рану зашить. 29.8.41 г. 17.15».
Адъютант командующего фронтом Н. Рыжов, человек дотошный и скрупулезный в любых обстоятельствах, дополнил записку словами:
«Когда писалось это донесение, сестра и врач делали генералу перевязку. Я уложил генерала в машину и повез в Ново-Московск. По пути снова попали под минометный огонь врага. Иван Владимирович заметил, смеясь: «Видимо, добить командующего хотят…»
Но судьба распорядилась иначе — самолетом он был отправлен в Москву. К трем тяжелым ранениям гражданской войны добавилось четвертое, не менее тяжелое.
Менее месяца понадобилось главному хирургу московского госпиталя Петру Васильевичу Мандрыке, старому другу Тюленева, чтобы уберечь ногу от ампутации. Сухожилие, наконец, срослось, к середине октября Иван Владимирович начал ходить без костылей.
Маршал Тимошенко, навестивший генерала армии, сдержал слово — в тот же день передал письмо Тюленева Верховному Главнокомандующему. Утром 13 октября 1941 года генерала армии вызвали в Ставку, провели в рабочий кабинет главы правительства. Оставив трость за дверью, Иван Владимирович вошел, стараясь не хромать. Сталин критически оглядел коренастую фигуру генерала, осведомился о здоровье, потом спросил:
— Можете ли вы немедленно выехать на Урал?
«Прощайте надежды попасть на фронт!» — мелькнуло в голове.
Верховный, видимо, понял причину беспокойства посетителя и, подчеркивая каждое слово, продолжал:
— Это специальное задание Государственного Комитета Обороны… Задание очень важное и срочное!
В час ночи 14 октября 1941 года Тюленева пригласили в Ставку, где вручили мандат. В нем было написано:
«1. Сим удостоверяется, что генерал армии тов. Тюленев И. В. является уполномоченным Государственного Комитета Обороны по обучению и сколачиванию вновь формирующихся дивизий на территории Уральского округа.
2. Тов. Тюленеву И. В. ставится задача доформировать 14 стрелковых и 6 кавалерийских дивизий, организовать их обучение современному ведению боя и сколотить их с тем, чтобы в течение 2-х месяцев дивизии представляли вполне боеспособные единицы.
3. Обязать все советские, военные и партийные организации оказывать тов. Тюленеву И. В. всяческое содействие при выполнении возложенной на него задачи.
В середине октября Тюленев вместе с генерал-лейтенантом Рыбалко и Сивковым прибыл на место. Резервисты рвались на фронт, но Иван Владимирович понимал, что одного боевого духа мало. Для повышения боеспособности соединений и частей предстоит сделать еще очень многое.
В минимально короткие сроки было обучено и вооружено сверх задания десять стрелковых бригад и двадцать один лыжный полк. Трудная, но необходимая и почетная задача решалась и днем, и ночью ценой сверхчеловеческих усилий, ибо всех подстегивала тревожная неотвязная мысль — в опасности Москва!