– Да, не за что…
Чувствую, он улыбается.
– Эх… На самом деле, иногда приятно вспомнить старое время.
Я не уверен, что он имеет в виду: свои первые годы на службе Архитектора или, быть может, то самое «старое» время маминой фотокамеры (чем черт не шутит, у Мадса столько тайн, что я уже привык ничему не удивляться), поэтому переспрашиваю.
– Это, когда ты с Системой работал или … ?
– Ага, – Мадс хихикает, шутливо возмущаясь. – И какие еще «или», Юрген?! Ты что забыл, мы почти ровесники.
Это правда. Мы оба родились в эпоху Системы. Я смеюсь, лукаво прищурясь.
– Ну, мало ли…
На периферии, прорываясь сквозь черно-фиолетовый занавес век, заполненный яркими, белесо-неоновыми полосами, рамами и точками – причудливыми артефактами отрезанного от мира зрения, вдруг загорается крохотный оранжевый огонек. Все загрузилось.
Я открываю глаза. Пару раз моргаю, привыкая к свету. Экраны приглушенно пульсируют и мерцают, приветствуя меня, а Мадс, как и предполагалось, развалился на диване во весь свой внушительный рост. Система работает – прямо над его головой в воздухе парит довольный, свернувшийся калачиком трехмерный симпатяга – кот.
– И как?
Интересуется он, чуть выгнув вопросительной дугой свои широкие, густые, отливающий медью брови.
– Кот отличный! Где взял?
– Ха-х. Секрет.
Он опускает руки на колени, рубашка волной сползает вниз по его телу, скрещивает пальцы в замок и разворачивается ко мне.
– Кстати, посмотрел твои отчеты. Технических проблем нет, однако…
Взгляд голубых глаз становится чуть более серьезным и выразительным.
– Ты сильно переживал. Видимо, из-за этого случались какие-то неполадки с нейроинтерфейсом, ему тяжко работать в подобных условиях.
– Так и думал.
Я улыбаюсь, но, если честно, мысленно не хочу соглашаться с ним. И, кажется, Мадс догадывается, однако предпочитает не спорить.
– Ну, в общем, теперь должно стать лучше.
Заключает он.
– Да. Надеюсь.
Киваю я.
Экраны синхронно загораются. Тяжелые разговоры закончены, обязательные дела сделаны, так что теперь в нашем распоряжении весь остаток этого чудесного вечера. И уж мы-то с Мадсом всегда найдем, чем его занять.
Встреча
Бодро шаркая ногами, я спускаюсь по извилистой дорожке укрытого в плотный ковер травы невысокого холма. Тропинка задорно петляет из одного края в другой вдоль коротко подстриженного пологого склона, отчетливо выделяясь коричневато-охристой лентой на его изумрудно-зеленом покрове. То тут, то там в сопровождении приглушенного шлейфа из шорохов и легких постукиваний, вырываясь из-под упругой подошвы моих ботинок, торопливо кувыркаясь и подскакивая в прозрачном воздухе, скатываются вниз овально-круглые камешки гальки. Над головой светит белое солнце. Я тороплюсь, на скамейке у подножья холма меня ждет Марта.
Ее стройная фигура в удлиненном джемпере и простых, чуть мешковатых брюках, одна рука на колене, другая, упираясь в спинку скамьи, поддерживает склоненную голову, кажется обездвиженной и застывшей. Так что даже без подсказок Системы я понимаю, она опять над чем-то работает.
Спускаясь вниз к ней, невольно думаю, что бы сказать. Однако она успевает первой.
– Привет, Юрген!
Вполоборота, на лице широкая улыбка, а глаза горят теплым, ненавязчивым восторгом, чуть затуманенным и рассеянным – это зрение еще не отвыкло от Системы.
– Привет, Марта…
Я наклоняюсь и легко касаюсь губами ее мягкой, бархатистой щеки. А затем плюхаюсь рядом на нагретую лучами солнца скамейку. Спрашиваю.
– Чем занята?
Знаю, она рада будет поделиться.
– Да, так. Понравился вид, решила сделать набросок. Вот, смотри…
Она замолкает, проходит секунда и перед глазами всплывает картинка.
– М-м-м… Круто! Правда, Марта.
– Спасибо.
Смахиваю Изображение: не потому что плохое, на самом деле просто отличное, а потому что в кое-то веки набрался смелости показать свое. Добавляю.
– Да, кстати.
Голос чуть дрожит. Я дико волнуюсь, а что если ей не понравится? Что если моя работа – полная ерунда?
Боже…
Вчера, когда после ухода Мадса на меня вдруг снизошло вдохновение, и я, стараясь не упустить момент, взялся за это Изображение, то был убежден – получилось достойно. Но теперь, особенно после такой работы Марты, пф-ф… Уверенность неизбежно истончается и тает.
Она поворачивается и смотрит прямо в глаза. Не отвертеться.
– Э-э… Не хочешь взглянуть на мою?
На ее открытом приятном лице проступает легкая тень удивленного недоумения. И отчего-то мне становится немного обидно.
– Да, конечно!
Голос будто нарочно громок. Я пересылаю и одновременно начинаю искренне сожалеть об этом.