День был такой же, как и все. Когда я шел отвечать по русскому, мне подставили подножку. Я содрал кожу на руках при падении. Алина смеялась вместе со всеми, пока учительница хлопала по столу линейкой, призывая класс к тишине. Из жалости она поставила мне тройку, так как из моего невразумительного мычания у доски сложно было что-то понять. Мои каракули она тоже с трудом разбирала. По алгебре мы сдали домашнюю работу, я с тяжелым сердцем, понимая, что ничего хорошего мне не светит. На литературе я расслабился. На задней парте меня редко трогали, а сегодня было обсуждение прочитанного, так успешно пролетевшего мимо меня.
Выходя из кабинета, я увидел маму. Мое сердце подпрыгнуло вверх. Я едва не кинулся к ней при всех, лишь в последний момент заставив себя сдержаться.
Мама была в старом платье, уже потерявшем всякие краски из-за частых стирок. Ее некогда черные волосы, испачканные паутинкой седины, были забраны в пучок. Лицо было осунувшимся и усталым. Она сутки работала. Она у меня диспетчер такси и часто кого-то подменяет, чтобы больше заработать. Иногда ей удается поспать пару часиков на диванчике, иногда нет. Я обожаю, когда она берет меня на работу. Слышу раздающееся из динамиков шипение и разные голоса. Людей отвозят то в другой район, о котором я даже не слышал, то в аэропорт. Я представлял, как они с чемоданами выходят у красивого здания аэропорта из синего стекла (я видел по местным новостям, недавно закончилась его реставрация), идут внутрь, пьют черный горький кофе, ожидая рейс, садятся в самолет, парят над облаками. Мне кажется, что мое сердце лопнуло бы от счастья, если бы мне когда-нибудь удалось полететь куда-нибудь.
— Санька, — слабо улыбнулась мама. Ее брови были сдвинуты. – Нас опять вызвали в школу?
Значит, она уже была дома, смогла добиться от отца вразумительного ответа, и он ей успел нажаловаться. Хотя нет, скорее это братец. Я злорадно усмехнулся про себя – значит, он не нашел никакой шабашки.
Я кивнул маме, не глядя ей в глаза. Мимо проходили одноклассники и другие школьники. Они мельком смотрели на нас. Так всегда, редко кто обращает на нас внимание. Но я даже рад. Я привык быть невидимкой.
— Сань, ну как так опять? Ты же обещал.
Что я мог ответить? Отец тоже обещал ей не бить меня.
— Ладно, пойдем.
— Куда? – удивился я. У меня был еще урок.
— Куда-куда, пойдем. Я поговорила с твоим учителем по физике и твоим классным руководителем. На сегодня ты свободен.
Я чуть не запрыгал.
— Спасибо, мамочка!
Мы шли по городу, ведя беседу ни о чем. Она вскользь рассказывала о работе. Сегодня один таксист два часа не мог найти улицу, рыская в темноте, а оказалось, заказчики просто не так произносили ее название. Мама остановилась у ларька, где готовили блинчики с разной начинкой. Я так давно хотел их попробовать, но было жалко денег, ведь я копил их на такую нужную обувь.
— Хочешь что-нибудь? – спросила мама, тепло глядя на меня.
Я отрицательно покачал головой. Прекрасно знаю, что мама еле сводит концы с концами. Фактически она содержит нас всех. Отец не работает. Он военный и сейчас найти ему работу сложнее, чем получить нобелевскую премию в слабоумии. Брат - строитель. На одном месте больше трех дней ни разу не продержался. Еще его очень часто обманывают. Он выполняет работу, а оплаты не следует, выгоняют взашей. Он отрывается, конечно, на мне, но чувство злорадного ликования помогает мне вытерпеть это. Я учусь в последнем классе, столько раз хотел устроиться на работу. Да хоть продавать эти блинчики, я хоть бы не был вечно голодным! Но мама настаивает, чтобы я окончил школу. С моими успехами это весьма маловероятно, но мама на то и мама, чтобы верить в меня.
Она заказала блинчик с ветчиной и сыром и купила мне баночку колы. Второй раз за неделю я пил этот напиток богов! Так счастлив я не был даже в свой день рождения.
Мы сели на лавочку в скверике. Я накинулся на блинчик, обжигая пальцы. Боги всемогущие, как же вкусно! Я слопал его за пару минут, совершенно забыв о маме. Даже не предложив ей попробовать. Мне стало жутко стыдно, и я чуть не расплакался. Я протянул ей красную баночку, но она лишь покачала головой.
— Санька, я хотела с тобой поговорить.
Так вот зачем этот вкуснейший блинчик и кола.
— Ты огорчаешь отца. Почему ты так себя ведешь? – я молчал. Я всегда молчу. Я очень молчаливый. – Ты должен быть благодарным ему, он заботится о тебе!
«Как?!» — хотелось вскричать мне. Бьет меня? Издевается? Да я доброго слова от него не услышал.
— Твой брат тоже жалуется на тебя.
— Он не мой брат! – я не выдержал и гневно уставился на маму.
— Он твой брат. И Анатолий твой отец.
— Он не мой отец, — тихо прошептал я, так чтобы мама услышала. – Мой папа не стал бы меня бить.
— Твой родной «папа» бросил нас, когда ты был еще малышом! А Анатолий с нами.
— Он пьет.
— У каждого есть свои недостатки. Не нужно обращать на это внимание. Когда он служил, то неплохо зарабатывал.
Да. Точно. У меня так же были одни лишь джинсы и свитер, а у проклятого Кирилла были даже кроссовки адидас.
— Он бьет меня!
— У него такие методы воспитания.
Методы? Это так теперь называется? Я саркастически рассмеялся, вкладывая в этот смех всю свою накопившуюся боль.
— Тебе нужен отец, — вынесла вердикт мама.
Она всегда так говорит, ничего не понимая. Чем иметь такого «отца», лучше жить самим. Он ничего не делает. Пьет по-черному, избивает меня по любому поводу. Когда он что-нибудь сделал по дому? Мама приходит усталая со смены. Становится к плите, стирает, убирает. Она худая, как щепка. Как и я. Мне не нужен такой папаша! Как она не поймет? Я боюсь идти домой, всем сердцем не хочу возвращаться из ненавистной школы.
Такие разговоры у нас с мамой происходят раз в несколько месяцев. Чаще всего, когда кто-то из нас считает, что пора об этом поговорить. Конечно, чаще всего это мама. Она вбила себе в голову эту блажь и слепо следует ей. У меня такое ощущение временами, что ей даже нравится все это. Изображать из себя мученицу, взвалить на плечи все хозяйство. В ответ она говорит, что я много не понимаю. Конечно, мне всего семнадцать лет. Куда мне.