«Випассаны? — удивился он. — Но Гаутама Будда выполнял випассану и благодаря ней стал просветленным».
Я объяснил ему: «Во-первых, вы не Гаутама Будда. Во-вторых, вы не понимаете, что после заката выполнять випассану очень опасно. Вы выполняете випассану два часа ночью, поэтому не можете спать. В вас возникает такая осознанность, что ее хватает на всю ночь».
Я всегда искал анекдоты, которые придумали индийцы, но так не нашел ни одного такого анекдота. Индийцы серьезные, они все время говорят о Боге, рае и аде, перерождении и философии кармы. Шутке нет места в их жизни.
Когда я начал говорить о медитации, я иногда шутил. Порой ко мне подходил какой-нибудь джайнский, буддистский или индуистский проповедник и замечал мне: «Вы хорошо говорили о медитации, он зачем вы добавляли анекдоты? Эти вы все испортили. Люди смеялись, а ведь до того все они были серьезными. Вы загубили собственную работу. Полчаса вы добивались их серьезности, а потом рассказали им анекдот и тем самым все загубили. Зачем вы стали шутить? Будда никогда не шутил, как и Кришна».
«А я не Будда и не Кришна, — отвечал я. — Мне серьезность ни к чему».
На самом деле, мне приходилось шутить именно из-за серьезности индийцев. Я не хочу, чтобы меня окружали серьезные люди. Мне хотелось бы, чтобы люди радовались. В жизни смех постепенно должен быть более частым явлением, нежели серьезность.
Встречи с мусульманами
Двадцать лет я жил в городе, в котором поровну жили индуисты и мусульмане. У них были одинаковые силы, почти каждый год случалась резня. Я знал одного университетского профессора, своего коллегу. Мне и в голову бы никогда не пришло, что он способен поджечь индуистский храм, ведь с виду он был очень интеллигентным человеком. Он был приятен в общении, хорошо образован, культурен. Когда между индуистами и мусульманами в очередной раз началась драка, я смотрел на них со стороны. Мусульмане подожгли индуистский храм, а индуисты — мусульманскую мечеть.
Я видел, как этот профессор бежал к индуистскому храму. Я схватил его за рукав и закричал: «Профессор Фарид, опомнитесь!»
Он очень смутился. «Простите, — сказал он. — Меня увлекла толпа. Все остальные люди вели себя гневно, и я забыл об ответственности. Мне показалось, что виноват кто-то другой. Впервые я ощутил полную свободу от ответственности. У меня была абсолютная безнаказанность. Я просто затесался в толпу мусульман».
В другой раз толпа разграбила лавку часовщика-мусульманина. Эта коллекция состояла из очень дорогих часов. Все эти люди, которые убили хозяина и подожгли магазин, были индуистами. Один престарелый индуистский священник, которого я знал, стоял на ступенях часовой лавки и очень гневно кричал людям: «Что вы делаете? Ваш поступок противоречит нашей религии, нашей морали, нашей культуре! Вы ведете себя неправильно!»
Я наблюдал за этой сценой из книжной лавки, которая располагалась напротив, через дорогу. Но самое удивительное случилось потом. Когда люди утащили из магазина все ценные вещи, в здании остались только дедовские часы, очень большие старинные часы. Старый священник увидел, что все люди ушли и взвалил себе эти часы на спину. Он сгибался под их тяжестью. Я не поверил своим глазам! Он призывал людей опомниться, а сам схватил последнюю оставшуюся в магазине вещь.
Мне пришлось выйти из книжной лавки и задержать священника. «Вы меня удивляете, — сказал я. — Вы все время кричали о нарушении морали, о попрании религии, призывали остановить вакханалию, но сами схватили самые большие часы в магазине».
«Я громко кричал, но никто не слышал меня, — ответил священник. — Потом я догадался, что только зря стараюсь, призывая людей к чему-то, а тем временем они уже почти все утащили. Поэтому мне лучше взять эти часы, пока кто-то другой не унес последнюю оставшуюся в лавке вещь».
«А как же религия, мораль, культура?» — спросил я.
Он смутился, но ответил так: «С какой стати я должен оставаться в проигрыше, если никому нет дела до религии, культуры и морали? Я тоже часть толпы. Я изо всех сил пытался переубедить людей, но если никто не собирается быть религиозным, нравственным и культурным, тогда я не собираюсь быть неудачником и просто глазеть на происходящее. Никто даже не прислушался ко мне, даже не взглянул на меня». И старик потащил часы домой.
Я был свидетелем не меньше десятка религиозных столкновений в городе. Я спрашивал людей, которые принимали участие в поджогах, убийствах и изнасилованиях, могут ли они поступить так в одиночку, и все они без исключения отвечали: «Один я бы не смог так поступить. Это преступление совершали сразу много людей, поэтому с меня спала ответственность. Никто ни за что не отвечал, толпа безнаказанна».