− Эли! − Тобиас потрясенно схватился за голову, пытаясь сказать хоть что-то, способное спасти положение, но в голове не было никаких мыслей. — Прости, я… Я не мог, просто не мог. Я не хотел, и я не специально. Честно. Я изучал это все время, я читал, я, поверь, я делал что мог, писал всем, но доподлинно не известно, почему произошел этот выброс и почему магия выбрала именно меня!
− Выброс? — Эйлин, подняв глаза, взглянула на мужа более осмысленно.
− Да, − он сел рядом с ней, неловко пытаясь обнять, и она, как ни странно, не стала вырываться, а просто прислонилась к нему, как тряпичная кукла. — Это называется родовой выброс и толком не известно, почему он происходит. Одни пишут, что это отрицание ребенка приводит к тому, что его вынуждена сохранять магия, другие говорят о депрессии, третьи о родовых проклятьях…
− Да, − неожиданно перебила его Эйлин. — Очень похоже на подарок от моей мамули. Это в ее стиле.
Она горько усмехнулась.
− Теперь понятно, почему отец тогда так быстро сбежал и прислал эльфа вместо себя. Наверное, побоялся заразиться. Да и Медея тоже несколько лет не отвечает на мои письма. Чтоб их всех докси покусали!
Она яростно вытерла глаза краем юбки, прижимаясь к мужу.
− Так почему ты мне не рассказал? — спросила Эйлин бесцветным голосом.
− Боялся, что тебе будет плохо.
− А сейчас мне хорошо, − она саркастично усмехнулась, сминая ткань в руках, − особенно хорошо мне понимать, что ты скрывал от меня это четыре с лишним года.
− Простишь меня? — Тобиас напряженно сжал Эйлин, боясь ее ответа.
− У меня нет выбора, да и выхода тоже нет. Хотя, − она повернулась и, глядя ему прямо в глаза, произнесла, − я больше никогда не хочу видеть, что ты умеешь колдовать. Никогда. Я хочу, чтобы для меня ты остался тем магглом, которого я полюбила. Читай, колдуй, лечи, хоть Мерлином становись, но я хочу, чтобы в этом доме колдовал только Северус.
Оба, не сговариваясь, испуганно оглянулись, вспомнив, что Северус тоже должен быть где-то рядом, и вздохнули, заметив сжавшегося в углу ребенка.
− Сев? — Эйлин подошла и, дотронувшись до плеча сына, поняла, что тот спит. — Отнеси его в спальню. Уснул, наверное, от волнения.
Тобиас кивнул и, аккуратно взяв сына на руки, вслед за Эйлин вышел из лаборатории.
− Я пообещаю, − сказал он, тихонько закрывая дверь в спальню сына, − если и ты пообещаешь впредь говорить мне обо всем, что тебя тревожит, и никогда больше не попытаешься сделать то, что пыталась сегодня. Я люблю тебя, и ты нужна мне больше, чем вся магия мира.
Эйлин поджала губы и, вздохнув, кивнула.
− И ты прости, это было эгоистично и, наверное, истерично. Знаешь, если будет нужно, как сегодня, то ты можешь, как сегодня… − Эйлин замялась, не зная, как объясниться, но, заметив, что Тобиас ее понял, со вздохом опустила голову. — Я бы сказала, что ты и так можешь колдовать и это было бы правильно, но тогда мне будет слишком тяжело. Мне от Северуса-то тяжело, а так я, наверное, совсем с ума сойду.
− Я все понимаю, я не буду колдовать дома, если не будет серьезного повода. Ни колдовать, ни говорить, ни делать, все будет как раньше, я обещаю.
Тобиас крепко обнял ее, утешающе гладя по волосам, в то время как самой Эйлин было очень стыдно. Его слова о том, что она важнее, отозвались в душе больным уколом. Она очень живо представила, как выглядела со стороны, и со вздохом поняла, что вряд ли смогла бы и захотела отречься от магии так, как это сделал ради нее Тобиас.
Стараясь заглушить засевшую комком в груди боль, она обняла его в ответ и, стоя в полумраке прихожей, с сожалением понимала, что вопреки ее желаниям и как бы ни старался Тобиас, жизнь после этого дня прежней уже не будет.
Комментарий к Глава 3. И тайное станет явным
Сэндвичи Тобиаса
http://povar.ru/recipes/angliiskie_sendvichi-33651.html#close
========== Глава 4. Спик ==========
Первый школьный день Северуса выпал на дежурство Тобиаса, и потому провожать сына Эйлин пришлось одной. Надев одно из своих любимых платьев, которые она, так и не проникнувшись маггловской модой, предпочитала покупать в Косой аллее, хоть и нехотя, но улыбаясь, повела сына навстречу знаниям.
− Я вчера прочитал в газете, что в мою школу завезли новую мебель и карты. Как думаешь, на них есть Хогвартс?
− Не думаю, − усмехнулась Эйлин и, остановившись, присела перед сыном и внимательно посмотрела ему в глаза. — Северус, ты идешь в самую обычную школу, где никто не знает о магии, так, как знаешь о ней ты. Они не знают, что она реальна, у них нет домовиков, и они никогда не поедут в Хогвартс.
− Ты уже это говорила, − нахмурился Северус, которому совсем не нравилась его исключительность.
− Да, а еще я говорила и говорю снова, чтобы ты не пытался рассказывать им про магию, зелья, домовиков и подобные вещи. Просто не говори, хорошо?
− Да, − кивнул он со вздохом. — А мне точно надо туда идти? Ну, то есть, если они просто магглы, зачем мне с ними учиться?
Эйлин поджала губы, стараясь не показать, что, в общем-то, согласна с сыном, но такой ответ породил бы новые вопросы, и потому она просто использовала аргументы Тобиаса.
− Потому что тебе надо уметь общаться с другими людьми и детьми твоего возраста. Ну, и еще потому, что я не хочу иметь дело с социальными службами.
Северус не нашелся что возразить и, только поморщившись, кивнул. Его пугала перспектива общения со сверстниками. Те дети, с которыми он изредка встречался на улице, как правило, совсем его не понимали, да и ему было просто скучно играть в их игры.
В молчании дойдя до здания школы, Эйлин поцеловала сына в щеку и, обняв на прощание, с грустью посмотрела, как он, такой маленький с несоразмерным портфелем в руках, слился с толпой одноклассников и исчез за поворотом, покорно идя вслед за своей первой учительницей. Промокнув внезапные и оттого удивившие ее слезы, она выдохнула и, дойдя до дома, уже почти принялась за обработку новой партии ингредиентов, доставленных еще вечером почтовой совой, как внезапно остановилась и прислушалась. Дом пугал тишиной и полным отсутствием шорохов настолько, что по коже пробежали мурашки. Кашлянув, желая разрядить обстановку, Эйлин вздохнула и включила радио, списывая тишину на временное отсутствие Северуса, но спустя несколько минут, так и не избавившись от странного чувства беспокойства, вышла в гостиную.
Осматриваясь на всякий случай и машинально подобрав кофту Тобиаса, лежавшую на спинке дивана, она прошла на кухню, где с момента завтрака ничего не изменилось. Те же чашки с остатками чая на дне стояли в раковине, на столе лежало несколько крошек, а на плите стояла кастрюля, с вечера приготовленная для варки супа. Но что-то было не так, что-то не давало покоя, заставляя обойти весь дом и вновь вернуться в кухню, прикидывая, что она могла упустить.
− Спик, − наконец позвала она, рассудив, что домовик уж точно должен быть в курсе всего происходящего в доме, а если это всего лишь паранойя, то он сделает ей так любимое с детства какао и все снова будет в порядке. — Спик!
Но домовик не появлялся, заставляя сердце стучать чаще от дурного предчувствия, ощущавшегося уже тошнотой и тяжелым комом в грудой клетке.
Дрожащими руками она, сперва аккуратно постучав и не дождавшись ответа, приоткрыла дверцу кухонного шкафчика, служившего домом эльфу и, ахнув, зажала рот рукой, тихонько заскулив.
Глядя на Спика, лежавшего в своем гнезде из подушек и пледа, можно было бы решить, что он спит, если бы не большие открытые глаза, уже успевшие потерять блеск и смотрящие перед собой. Закрыв дверцу, Эйлин прислонилась спиной к шкафчикам и заплакала, обнимая колени. Смерть Спика оказалась для нее совершенно внезапной, и, хотя Тобиас буквально на прошлой неделе интересовался о том, сколько живут эльфы, она и подумать не могла, что конец Спика настолько близок.
Промокнув глаза кухонным полотенцем, Эйлин взяла телефон и, набрав номер больницы, попросила Тобиаса к телефону.