− Он в твоем вкусе, − загадочно произнесла Медея, наблюдавшая за молодыми людьми со стороны.
В ответ Эйлин только пожала плечами и начала говорить о недавно сданных экзаменах, но все же изредка бросала взгляд на столик у окна, куда, взяв свой заказ, в одиночестве сел Тобиас. Что примечательно, пил он, в отличие от сестер, из картонного стаканчика, предназначенного на вынос. Молодой человек тоже время от времени смотрел на Эйлин и, если их взгляды пересекались, очень мило краснел. Допив кофе, он взял ручку и, вынув из кармана летних брюк листок, оторвал от него половину и что-то быстро написал, а затем, словно через силу, подошел к столику сестер и, слегка поклонившись Медее, положил записку перед Эйлин.
− Я буду очень рад, если вы придете. К сожалению, я уже сильно опаздываю, но мне бы очень хотелось продолжить наше занимательное знакомство.
Не проронив больше ни слова, он снова поклонился сначала Эйлин, а затем уже Медее и едва ли не выбежал из кафе, явно чувствуя себя очень неловко.
− Видела, как он покраснел? Вылетел отсюда как пробка, смешной такой! — Медея заливалась смехом, в то время как Эйлин, гордо улыбаясь, положила листок с адресом в карман летней мантии.
− А мне показалось, что это было очень мило, − тихо сказала она, выглядя донельзя довольной и счастливой.
Эйлин улыбнулась, словно на несколько секунд вернулась в те волнительные мгновения жизни. Тогда все казалось таким легким, таким простым и воздушным, что, несмотря на все доводы сестры, она лишь, отмахиваясь, отвечала, что это будет просто встреча. В конце концов, встретиться с этим парнем стоит и ради того, чтобы узнать мир магглов не только на примере одной кофейни.
Так, прикрываемая сестрой, руководствуясь местом и временем на клочке бумаги, она отправилась на свидание. Оно не было первым в жизни, но отчего-то стало самым волнительным. До этого она гуляла с Шелдоном Пагсли, но не считала те свидания серьезными.
«Гулять с однокурсником в своей же школе, − размышляла она тогда, − это все равно, что, имея большой дом, никогда не покидать своей спальни».
Обозначенный в адресе дом оказался кинотеатром, где под афишей, одетый в легкую рубашку и брюки, с ромашками в руках стоял Тобиас. Он напряженно вглядывался в толпу, ища силуэт загадочной незнакомки в каждой встречной женщине, и, увидев, как она в таком же, что и в день знакомства платье странного кроя, больше напоминавшем длинную сорочку, пересекла улицу, широко улыбнулся.
− Здравствуйте, − сказал он, когда Эйлин подошла ближе и, смущенно улыбаясь, посмотрела ему в лицо. — Мы тогда не познакомились, меня зовут Тобиас Снейп. А это вам.
− Эйлин, − представилась она, принимая цветы и мысленно ставя Тобиасу плюс за этот жест. Пагсли цветов не дарил, предпочитая их поцелуям и обжиманиям в закрытом классе. — Куда мы пойдем?
Тобиас удивился и показал рукой наверх.
− Сюда. В кино. Ты еще не смотрела этот фильм? Мне его рекомендовали как забавную комедию.
− Наш человек в Гаване? — прочитала вслух Эйлин и, забавно сморщившись, призналась, что никогда раньше не была в кино.
− Ну, тогда я думаю, что тебе в любом случае должно быть интересно. Если, конечно, ты не против кинематографа по религиозным соображениям? — он внимательно посмотрел на нее, ожидая ответа, и, получив отрицательный, расслабился и повел ее к кассам.
− Я был не уверен, что ты придешь, потому не купил заранее, − оправдываясь, сказал Тобиас и протянул деньги кассиру.
− Не страшно, − пожала плечами Эйлин, рассматривая молодого человека.
«Кажется, он решил, что я из странной религиозной общины. Это интересно и, в принципе, может означать, что он толерантен, − размышляла она. — Это хорошо. А вот нос его большеват. Хотя, с другой стороны, похоже, именно нос делает его таким незаурядным и привлекательным. И глаза. Глаза очень красивые, как чай с лимоном в стеклянном стакане».
Уйдя в свои мысли, она даже не заметила, как Тобиас провел ее внутрь кинотеатра, и пришла в себя только когда он, очевидно, не в первый раз позвал ее по имени.
− Твои глаза похожи на чай, − невпопад сказала она, заставив его удивиться, а потом рассмеяться.
− Ты самая необычная девушка из всех, что я видел, честно, − признался он, любуясь ее длинными волосами и смущенной улыбкой. — Так ты хочешь что-нибудь? Тут есть орешки…
Он показал ей на буфет, но она тактично отказалась, вспомнив совет сестры не раскручивать явно небогатого парня на лишние траты.
«И этот совет я выполняю до сих пор», − усмехнулась она и, поняв, что вряд ли уснет, завернулась в одеяло и влезла на широкий подоконник, все еще любуясь на снег. Дорога за окном стала однотонной и белой настолько, что, казалось, серая брусчатка исчезла под этим одеялом из снежинок. Обычно угрюмая улица на ее глазах становилась красивой и чистой, словно невеста, и Эйлин, сама от себя не ожидая, загрустила о том, что у них так и не случилось настоящей свадьбы.
***
Разобравшись с настырным мистером Аркеттом, требовавшим, чтобы в больницу немедленно, прямо в пять утра, доставили пиццу из итальянского ресторана, Тобиас в нескольких километрах от своего дома устало опустился на кресло в общем зале. За большим окном, занавешенным прозрачными шторами, валил густой снег, шапками налипая на деревья во дворе больницы.
− Пришел снегопад, жди аварий, − услышал он усталый голос коллеги, и в тот же момент в холл ввезли мужчину с разбитым лицом.
− Да я пророк! Сиди, я им займусь, у тебя и так день был не самый легкий, − сказал он Тобиасу и, поднявшись, поспешил к каталке.
Проводив врача взглядом, Тобиас снова посмотрел на снег, вспомнив, как в похожую погоду они возвращались с беременной Эйлин с фабрики под утро. Усталые, но счастливые, они шли в обнимку и обязательно смеялись над какой-нибудь глупой историей, произошедший у Тобиаса в больнице или на учебе, покупали булочки у сонного продавца пекарни и ели их, блаженно щурясь от вкуса теплого хлеба, смешанного с морозным воздухом.
«И ведь мы тогда были счастливы, − горько усмехнулся Тобиас, − просто ели эти пустые булочки, и не было вкуснее еды и прекраснее мгновения».
Он почувствовал, как в груди словно стало тесно, и, наклонив голову, сделал вид, будто трет уставшие глаза, старательно смахивая подступившие слезы.
Внезапное решение пришло само собой, и, поднявшись, он сперва бросился в подвал за курткой, а затем, сообщив дежурной сестре, что покидает больницу, поспешил на первую электричку до дома.
План был до смешного прост, и потому всю дорогу в пустом вагоне Тобиас тер озябшие руки и радовался тому, как все придумал. С вокзала он бежал, и, проделав привычный путь за десять минут вместо двадцати, он с той же возбужденной улыбкой, тяжело дыша, заскочил в пекарню.
− Вот, − запыхавшись, он вывалил на прилавок смятые банкноты, − бриошей, на все, пожалуйста!
Порядком постаревший за восемь лет и все такой же сонный продавец хмуро взял наличные и протянул взамен небольшой горячий сверток.
Взяв булочки, Тобиас засунул их в куртку, чтобы не остыли, и, наспех поблагодарив угрюмца, поспешил к дому. И только увидев очертания родной двери, понял, что Эйлин почти наверняка сейчас спит.
Разочарование, которое он почувствовал, можно было бы сравнить, пожалуй, с разочарованием ученика, весь семестр зубрящего предмет и получившего на экзамене самый низший балл.
Застонав, Тобиас привалился к стене дома напротив и, полный досады, посмотрел на окна своей спальни и не поверил глазам.
На подоконнике, завернувшись в одеяло, словно диковинная гусеница, сидела Эйлин и во все глаза смотрела на него. В восторге Тобиас махнул ей рукой, а затем, встав на колени, вынул из куртки кулек с бриошами.
Сверху Тобиас напоминал служителя культа, который среди снежного утра решил принести в жертву своему Богу коричневый сверток с эмблемой пекарни.
Эйлин, заметившая мужа еще за несколько домов, с интересом наблюдала, как он сначала подбежал к дому, а затем, почему-то хлопнув себя по лбу, устало привалился к стене соседнего.