Едва удержав себя от того, чтобы прокричать последнюю фразу, Тобиас с досадой опустился в кресло за спину Эйлин и сделал пару вздохов, схватившись руками за голову. Он приказывал себе дышать, всеми силами стараясь заглушить душевную боль и не дать выхода тем обидным словам, так стремящимся сорваться с языка.
− Мы очень огорчены, Северус. Не только тем, что ты это сказал, и даже не тем, что сказал кому-то, а тем, что ты действительно так считаешь, − сказала Эйлин, вытирая глаза тыльной стороной руки.
− Да не считаю я, − пробубнил Северус, сгорая от стыда.
«Лучше бы кричали, лучше бы, как родители Майки, ремнем побили, чем вот так смотреть», − думал Северус, чувствуя себя самым ужасным сыном на свете.
− Я просто случайно. Но вас и правда нет дома, и вы правда ругаетесь, − едва не заикался он, − а у Лили родители играют с ними, ездят в центр в выходной за мороженым, у них дом как два наших! — сказал Северус и почувствовал, как от обиды на все и вся у него задрожал голос, а сам он едва сдерживает слезы.
Глядя на сына, Эйлин никак не могла понять его. В голове роилось множество идей, и в какой-то момент она даже подумала, что Тобиас был прав в предположении, что Северус рисовался перед той Лили, к которой она уже за глаза чувствовала отвращение.
− И зачем тогда ты ей это сказал, Сев? — повторила она, пытаясь добиться правдивого ответа. − Ведь мы же тоже ездим в центр и в кино недавно были, да, Тоби?
Тобиас кивнул, все также сидя обхватив голову руками.
− Я преувеличил, − совсем тихо, плача, ответил Северус, − потому что, потому…
− Потому что тебе нравится эта девочка и она тебе так мило сочувствует, да? — подняв голову и глядя сыну в глаза, произнес Тобиас и, видя, как сын кивнул, явно пораженный его догадкой, усмехнулся. — А что она скажет, если узнает о твоем так называемом преувеличении?
Северус в ответ только покачал головой, и так зная ответ с самого первого дня своей лжи во имя дружбы. Лили бы просто ушла, считал он, и так замечая, что без новых рассказов о магии или родителях интерес девочки к нему заметно тает.
− Я не буду больше, − сказал он, шмыгнув носом, − клянусь. Простите меня?
− Иди сюда, − Тобиас протянул руку, и Северус, вздохнув, подошел и встал перед отцом, ожидая нотаций, но, к его удивлению, Тобиас просто сгреб сына в охапку, обнимая его едва ли не всей силой и чувствуя, как плечо стремительно намокает от слез сына, наконец прорвавшихся наружу.
− Мы любим тебя, Сев, − нежно произнесла Эйлин, обнимая их двоих и нежно гладя сына по голове, дивясь ситуации. — И будем любить, что бы ты ни сделал, но прошу тебя, думай о том, что твои слова и действия могут причинить очень сильную боль твоим единственным близким людям.
Северус только шмыгал в ответ, не в силах оторваться от папы и перестать плакать. Ему не хотелось показывать слез, было нестерпимо стыдно, горько и в то же время приятно от осознания, что его все-таки любят. Даже в таких дурацких рубашках, сделанных назло.
− Ну, ладно тебе, − произнес Тобиас, целуя мокрую щеку и сразу же вытирая с нее слезы клетчатым платком, − прояснили и живем дальше. И давай, чтобы уж немного развеять мрачность нашего дома в глазах твоей девочки, пригласим ее на ужин? Что думаешь?
− Она не моя девочка, − смущенно пробубнил Северус, почему-то не в силах посмотреть родителям в глаза, − но если хотите, я ее позову.
− Хотим. Да, Эли? — Тобиас посмотрел на жену, и та, хоть и с неохотой, но кивнула в ответ. — Вот видишь? А потом, раз уж зашла такая тема, я думаю, нам нужно с тобой обсудить, как еще можно удержать женское внимание помимо таких вот «фокусов».
Северус, снова покраснев, но чуть подумав, кивнул, искоса наблюдая за реакцией мамы.
Эйлин только фыркнула и, усмехнувшись, прошла на кухню, решив для себя, что далее ее присутствие будет только лишним. Ей-то уж совсем не хотелось знать, как удержать внимание той, что не сразу может разглядеть, какой замечательный ее сын. Какие бы там проступки он ни совершал.
Не вслушиваясь в голос Тобиаса, доносившийся из гостиной, она лениво листала журналы, взятые из больницы и, загибая края, отмечала для себя интересующие ее странички с рекламой свадебных агентств. Эйлин так и не отказалась от мечты о церемонии, и теперь, когда близилось лето, а денег в копилке было достаточно, она активно приступила к планированию торжества.
«Я думала, это будет легче, − размышляла она, когда, морщась, разглядывала платья в каталоге. Все представленные фасоны казались ей вычурными или наоборот, выглядели так, будто на невесте надета штора поверх ночной рубашки, — все не то, что не так с этим миром? Как, находясь в своем уме, женщина может по доброй воле надеть такое?»
Отложив от себя очередной каталог, она открыла какой-то январский журнал, совсем не относящийся к теме свадьбы, и остановилась, увидев на актрисе платье своей мечты. Оно было идеальным, не вычурным и в точности подходило к ее фигуре, судя по внешности актрисы, имя которой никак не могла запомнить.
«Вот оно!» − радостно решила она и, варварски выдрав страницу, запихнула ее в свой блокнот, приписав рядом пожелания к ткани и некоторые мысли по дополнению образа.
Сам крой платья казался легким, и при помощи одной из подружившихся с ней еще на курсах медсестер, Эйлин, освоившая шитье одежды, могла сама сшить его практически в точности как на фото.
От приятных мыслей ее отвлекла ноющая боль внизу живота, не проходящая уже второй день и обычно предвещающая начало «женских дней», но для этого было еще слишком рано. Стараясь не думать о сокровенном желании, Эйлин, хоть и обещала Тобиасу больше не делать тестов до задержки, встала и, украдкой посмотрев в гостиную на все еще беседующих отца и сына, незаметно прошла в лабораторию.
Сделать нужную смесь она могла уже ночью и с закрытыми глазами, а потому, проделав нужные манипуляции, она теперь с очередной раз бьющимся в предвкушении сердцем смотрела, как капля крови начинает растворяться в зелье. Не веря своим глазам, Эйлин наблюдала, как, оттенок за оттенком, постепенно, изначально темная жидкость начинала светлеть, меняя цвет на заветный лиловый.
«Лиловый! Получилось! Лиловый!» − стучало в ее голове, повторяясь и отзываясь искрами радости в груди. Сияя от счастья, она дотронулась до живота и, словно ощутив тепло, идущее изнутри, расплакалась от переполняющего ее счастья.
Комментарий к Глава 12. Новый опыт
Платье, так приглянувшееся Эйлин. http://www.svadbuzz.ru/sites/default/files/users/18/content-blog/odri_7.jpg
Да и сама по себе не плохая про Одри Хепберн - http://www.svadbuzz.ru/diaries/odri-hepbern-svadebnye-platya-sbezhavshey-princessy
========== Глава 13. Беспросветная тьма ==========
− Я знаю, что ты скажешь, но я опережу тебя, обрадовав, что у нас получилось! — воскликнула Эйлин, услышав, как Тобиас вошел в лабораторию, тихо прикрыв за собой дверь.
Развернувшись, она со смехом запрыгнула мужу на руки, неистово целуя его так, что тот даже покачнулся от неожиданности, но сумел ее поймать. Обнимая Эйлин в ответ и растерянно отвечая на поцелуи, Тобиас пытался сообразить, как вообще можно было определить беременность так рано, и удивленно посмотрел на стол с колбой, пытаясь вспомнить нужный цвет зелья.
Эйлин, не получив в ответ столь же бурной, как у нее самой, радости, отстранилась и, взглянув Тобиасу в глаза, удивленно спросила о причине молчания.
− Я молчу, потому что удивлен и пытаюсь вспомнить, когда ты могла успеть набрать столько гормонов для определения беременности и заодно успела получить новую порцию пыльцы. Ты во время сегодняшней прогулки упомянула, что закончились ингредиенты для этого зелья, а сейчас, выходит, где-то нашла забытые запасы?
Эйлин в растерянности слезла с рук Тобиаса и, посмотрев на стол, застонав, хлопнула себя по лбу от досады.
− Как ты все это умудряешься помнить? — огорченно спросила она, глядя на то, как теперь уже насыщенного зеленого цвета зелье в колбе начинается сворачиваться и даже черстветь. — Теперь я даже не знаю, что у меня получилось. Я на автомате все смешивала и, видимо, вместо пыльцы добавила порошок перуанской ящерицы. Чтоб его!