А когда они ушли я смогла, наконец, дать волю страху и боли, и, осев на склизкий пол, разрыдалась. Я ревела и ревела, и мне было уже все равно. Я сидела там до того, пока конвой не увел меня обратно в камеру. Ира, надо отдать ей должное, по матерински обняла меня и даже пыталась успокоить. Все еще дрожа и всхлипывая, я свернулась клубком на жестких нарах и заснула.
- ДОНЕЦКАЯ!!! На выход!
Я вздрогнула и открыла глаза. Конвой выволок меня из камеры, и потащил к начальнику изолятора. Весь ИВС стоял на ушах, а на меня смотрели теперь, как на какого-то монстра. В чем же дело?!
Ответ пришел от начальника. Он притащил меня к открытой двери камеры и втолкнул внутрь.
- Твоих рук дело?!
Я посмотрела на то, что, по его мнению, было моих рук делом, и едва не завизжала. Свисая с потолка на прядях МОИХ отрезанных волос, обмотанных вокруг шеи, покачивалось уже посиневшее тело Любки.
- Вчера она тебя поймала и, говорят, обрезала твою косу… что за черт?!?!
Раскрыли рот от удивления уже мы вместе. МОИ ВОЛОСЫ БЫЛИ НА МЕСТЕ! В смысле, как и до вчерашнего происшествия, они были на моей голове, точно такие же темные, летящие и длиной до пят. Мне стало жутко. Бравому начальнику изолятора тоже.
- Что за чертовщина!? Мне же сказали…
Он не знал, кому верить. А я, если честно, уже думала о том, что сама хочу срезать эти волосы. Мало ли, вдруг завтра так же найдут и меня!? А вдруг я и вправду ведьма, как говорил Даниэль? Но где же он!? Почему, когда он больше всего нужен, его нет!?
У смерти моей обидчицы было два последствия: хорошее и плохое. Хорошее – это то, что ко мне теперь никто и на пушечный выстрел не подходил, а плохое – это то, что меня теперь обвиняли еще и в убийстве. Не зная, как это объяснить, они нашли самую бестолковую версию и уцепились за нее. По мнению следствия я достала где-то шиньон, подкупила охрану и повесила несчастную женщину. О том, где бы я взяла волосы такой длины, находясь за решеткой и о том, как я, весом сорок пять килограмм подняла тушу, весом под сто, они предпочитали не думать. Потому что тогда это было нечто сверхъестественное, а в сверхъестественное у нас в стране не верят, ведь это отговорки для неграмотных людей.
Следствие затягивалось. А я все еще находилась в изоляторе. Жизнь моя стала комфортнее, если вообще пребывание в этом месте можно было назвать жизнью. Нет, я не смирилась со своей участью и все еще надеялась, что меня выпустят отсюда. Бойся своих желаний…
За мной пришли ночью. И я, и Ира смотрели с удивлением на пришедших. Во-первых, ночью на допросы не возили, а во- вторых, это был не наш конвой.
- Донецкая, с вещами на выход!
- Что? Меня выпускают?
- Почти!
Меня привели в пустой кабинет, где сидели несколько человек. Мне это сразу не понравилось. Я остановилась в дверях, но меня силой втолкнули внутрь.
- Гражданка Донецкая. Из материалов дела было выяснено, что у вас бывали галлюцинации. А еще вы убили женщину, да не просто, а повесив на своих волосах, которые она у вас якобы отрезала.
Я непонимающе глядела на них. И что? Это в деле давно написано. Будто отвечая мне, он продолжил.
- И вас признали невменяемой. Вы переводитесь в медицинское учреждение для применения к вам принудительных мер медицинского характера.
- Как?! Меня ведь не обследовали никакие врачи? И судебного заседания не было?
Пожив здесь я узнала многое о системе исполнения наказаний.
- Этого и не нужно. Вы по-прежнему остаетесь под стражей, только в другом месте. Там вы не сможете навредить себе или кому-либо.
Я не поверила ему ни на грамм! Если бы это было официально, это бы не делалось под покровом ночи, в полном отсутствии начальства изолятора. Но я опять не могла ничего поделать.
- Я не ненормальная! Да, у меня были проблемы с алкоголем, но это не болезнь! И Любку я не трогала.
- Следствие разберется. А врачи вас обследуют и решат, что болезнь, а что нет. Выводите ее.
Меня вывели из здания. И, конечно же, по пути не попалось ни одного охранника. В молчании меня втолкнули в двери «уазика-буханки». Кроме меня, там сидело три человека. Одна женщина и двое мужчин. Все заспанные и удивленные, на их лицах был написан тот же страх, что и у меня.
Мы долго ехали, а потом летели на грузовом самолете куда-то, а потом снова ехали. Я даже не знала, в какой части Союза я теперь нахожусь. Куда нас везут нам не говорили.
Наконец мы приехали на какой-то с виду очень секретный объект. Дорога упиралась в ворота, на которых недвусмысленно было написано, что туда лучше не соваться. Территорию ограждал забор под электричеством и с тремя рядами колючей проволоки. «Уазик» запустили внутрь и закрыли ворота.