Потому-то он и не заехал в Хндзореск.
Была уже полночь, когда караван дошел до Пхндзакарских лесов. Уставшие воины обрадовались, что наконец-то переведут дух. Но Мхитар решил не задерживаться.
— Потерпите еще немного, — сказал он воинам, — доедем до Пхндзакарских скал, тогда и отдохнем.
Пронесся недовольный ропот.
— Извини, господин мой! — несмело заметил один из телохранителей Мхитара, десятник Горги Младший, по виду совсем еще юноша. — Лучше не приближаться к Пхндзакару. Там обосновались беженцы, они нас не приютят.
— Ты думаешь?
— Никто не осмеливается подходить к их скалам. Лучше переночуем в лесу.
— А я, может, хочу подружиться с этими беженцами? — не уступал Мхитар. — Веди нас.
Горги Младший умолк, не без страха взглянул на едва виднеющиеся вонзившиеся в небо скалы и, не проронив ни слова, тронулся вперед.
Продвигаться стало труднее. Пришлось оставить лошадей в ущелье, а самим осторожно пробираться по крутому, лесистому склону вверх. Ветви царапали лица, сбивали шапки. С грохотом скатывались в ущелье срывавшиеся из-под ног камни. В стороне слышался шум водопада. Вскоре уперлись в отвесную скалу. Горги Младший вновь посоветовал Мхитару не испытывать судьбу, вернуться и переночевать в лесу. О том же просили и другие воины. Но Мхитар приказал:
— Покричите им, пусть отведут нас к себе.
Горги, сложив ладони, прокричал:
— Эй, добрые люди, помогите!..
Тысячекратным эхом разнесся по горам его голос и не успел еще замереть, как из мрака выросли три темные фигуры.
— Эй, спарапет армян, что привело тебя в наши скалы? — спросили из темноты.
— Хочу быть вашим гостем, — ответил Мхитар.
Один из горцев высек кремнем огонь, зажег факел, приблизился к Мхитару и смерил его дерзким взглядом.
— Если в сердце твоем нет зла, пожалуй к нам. А если замыслил недоброе, тогда не обессудь…
Он и его товарищи были вооружены копьями и саблями, а также дубинами, на концах которых были вбиты шипы. Одежда их состояла из кафтанов, сшитых из козьих шкур, и домотканых грубошерстных портов. Да и во всем облике горцев было что-то грубое — белки сверкали, отражая красновато-желтый свет факела. Но Мхитар заметил в их глазах и какую-то ласку и понял, что эти люди не станут проявлять к нему враждебность.
— Держись за корни, тэр[5] Мхитар, не то сорвешься вниз, и останется тогда войско армянское без полководца, — пошутил один из горцев.
— А как вы меня узнали? — запыхавшись от немыслимо крутого подъема, спросил Мхитар. — Я же в купеческом одеянии.
— Узнали и тебя и Тэр-Аветиса. А если бы не узнали, то и не позволили бы ступить в этот лес. Вон из какой дали за тобой следовали…
Дошли до небольшой площадки, с трех сторон как бы огороженной остроконечными скалами. Внизу — бездна. Из расщелин свисали огромные ореховые деревья.
Мхитар глубоко вздохнул, отер пот со лба.
— В орлиных гнездах утаились, — сказал он.
— Орлиные гнезда пониже будут, тэр спарапет, — поправил его тот, который нес факел.
— Живете-то как?
— Хвалиться нечем.
Вошли в тесный проход, высеченный в скалах. Сразу охватило запахом прелого сена и самана. Выйдя из прохода, очутились перед голой скалой. На ее склоне стояли трое юношей и факелами освещали дорогу прибывшим.
— Веревку я бросил, держи, Товма! — крикнули сверху сопровождавшему Мхитара парню.
При свете факелов Мхитар увидел пропасть. Свисая над ней, люди при помощи веревки взбирались вверх.
— Когда лезешь, меньше смотри вниз, — посоветовал кто-то.
Мхитар обернулся. Около Товмы стоял статный старик в такой же, как у всех, грубой одежде. На широкую, полуприкрытую грудь ложилась растрепанная белая борода. Мхитар протянул руку. «Не иначе, ихний патриарх», — подумал он, и что-то радостное кольнуло в груди. Шевельнулось такое чувство, будто встретился с родным отцом, которого давно потерял.
— К добру свиделись! — сердечно произнес Мхитар.
— Добро и гостю! — Старик пожал его руку.
Вскарабкались наверх. Дошли до высеченного в скале низенького лаза. Над ним висели клыки барса, череп быка и рога оленя. Пройдя в открытую дверь, Мхитар оказался в просторной пещере. В углублениях стен горели масляные лампады.
5