С тех пор прошли годы. Сатеник беззаветно любила мужа.
Не впервые Мхитар выезжал на войну, и всегда Сатеник в полной уверенности ожидала окончания войны и возвращения мужа, но на этот раз сердце ее предчувствовало что-то недоброе. Будто должна она получить какую-то черную весть.
Вот и сегодня, оставив сыновей — четырнадцатилетнего Агарона и годовалого Давида — на попечение служанки, Сатеник вышла на балкон и с тревогой стала вглядываться в дорогу, ведущую в замок. Так было вчера и позавчера.
Однако дорога оставалась пустынной. В мучительном ожидании жили также Дзагедзор и Горис. Там порой на краю обрыва появлялась какая-нибудь женщина и, наведя над глазами козырьком ладонь, долго смотрела на безлюдную дорогу.
Погруженная в горькие думы, Сатеник не заметила, как на балкон вышла жена тысяцкого Тэр-Аветиса — низкорослая полная Вард-хатун. Почувствовав на своем плече ее руку, Сатеник встревоженно обернулась. Но на ярко-румяном лице Вард-хатун не было и тени тревоги и беспокойства. Глаза женщины излучали ту беспечную отвагу, которая была присуща всему ее роду Парсаданянов, властителей гавара Кафан.
— Опять заглядываешься на дорогу? — спросила Вард-хатун с упреком.
Сатеник недовольно посмотрела на нее:
— Удивляюсь тебе, Вард. Наши мужья ушли на войну, и мы ничего не знаем о них, а ты?..
— Не в траур же облачаться, — засмеялась Вард-хатун. — Мужчина рожден для войны, его голова должна пасть на поле брани. Я бы не пожелала иметь мужа, который собирается умереть в объятиях жены.
— Прости тебя, господи, — со страхом прошептала Сатеник и прикрыла веки. — Сколько мы перевидели войн и крови… Ужас охватывает… Тяжко на душе… И вестника нет…
— Легок на помине. Вон он, скачет! — беспечно произнесла Вард-хатун.
— Где, где? — Сатеник схватилась за сердце.
Ей не сразу удалось заметить мчащегося по извилистой дороге всадника. Мешала подымавшаяся пыль. Но, увидев гонца, тикин[13] опустилась на колени, и, воздев руки к небу, прошептала:
— Господи, подай нам желанное!..
— Аминь, — заключила Вард-хатун и стала поднимать ее: — Пойдем, прикажешь открыть ворота.
— Какую весть тебе подсказывает разум? — спросила тикин, вставая.
— Да любую. Мало ли хорошего и плохого видели мы в жизни?..
Почти бегом добрались они до каменных ступеней лестницы и быстро спустились на площадку. Навстречу им вышел старик — хранитель замка.
— Открой ворота, Бандур-Закария! — распорядилась Сатеник. — Гонец едет!
Остававшиеся в замке увечные и старые воины тут же все высыпали на площадку. Обеим женщинам подвели лошадей. Вард-хатун отстранила слугу и, несмотря на полноту, ловко вскочила в седло. Жене Мхитара люди помогли сесть на коня. Кто бы ни приближался к замку — гонец или войско, или просто дорогой гость, — жители замка были обязаны всякого встретить вооруженными. Таков был приказ спарапета.
Вард-хатун разгорячила коня и стремительно поскакала к воротам замка. Сатеник едва поспевала за ней. Хотя обращаться с конем умела и она, однако появление гонца все же вывело ее из себя. Она даже не замечала сына Агарона, скакавшего рядом на золотистом коне.
Гонец промчался через взгорбленный мост, скрылся в нагромождении скал и минуту спустя уже выскочил на крутую дорогу. Он беспрестанно нахлестывал коня, размахивал рукой и что-то кричал… Наконец все услышали его голос:
— Победа! Спарапет Мхитар разгромил персидских ханов. Едет!..
Сатеник ухватилась за луку седла и прослезилась.
…Разбив полчища ханов Батали Султана и Тахмаз Кули Надира, Мхитар спарапет остался в долине Аракса ожидать дальнейшего приказания Давид-Бека.
Мхитар был взбешен. Его не радовало, что берега Аракса чернели от тысяч персидских трупов. Было разрушено крупное селение Арсеняц. Неприятель сжег там большие шелкоткацкие мастерские, шелководни, тюки с хлопком, пшеницу. Мхитар еще находился с войском в пути, когда персы ночью напали на Арсеняц. Захватив огромную добычу и полонив жителей, ханы переправили всё через Аракс, а сами двинулись в Персию, в глубь провинции Чавндур. Но едва персидская армия отошла от берега, как подоспел Мхитар. И завязалась битва…
Страшное было это побоище. Персы не выдержали и в страхе бежали. Тахмаз Кули Надир хан — в сторону Персии, Батали Султан — на равнину Баркушата.
Простыл след врага, но все еще дымилось селение Арсеняц. Армянские воины подбирали трупы собратьев и хоронили их в общих могилах.
Но не только разорение Арсеняца причиняло боль спарапету: персы полонили живописца Нагаш Акопа, любимца Мхитара.