Итак, это была трудная работа, но - великая цель, а "великие средства рождаются для достижения великих целей!". Как он говорил тогда, на канале, возлюбленный народом Председатель, Учитель и Вождь! Это была большая и трудная работа, но в результате каждый получал свой кусок от общего пирога: побольше или поменьше, с начинкой или без, кто - на вышке, кто за колючей проволокой. Но - каждый. Таким образом решалась в стране проблема занятости, величайшая, надо сказать, проблема с тех далеких пор, когда один человек смог прокормить своим трудом троих. У инков всегда, то есть с очень древних времен, были зоны. Председатель отменил их, и слово "зона" обрело иной, новый смысл. Заодно решалась также уйма других проблем, потому что величина поставленной цели требовала всеобщей причастности. Когда все напряженно трудятся, нетрудящийся - враг не только администратору, он враг всем, кто трудится больше него. К тому же, когда человек напряженно работает: таскает камни для пирамид или капает землю, ему не до того, чтобы нарушать постановления администрации. Он только работает и восстанавливает свои силы, чтобы работать дальше. Труд сплачивает люд в коллектив, где все похожи, все заменяемы, все одинаковы. А управлять таким коллективом значительно легче, чем тем же количеством единиц, личностей, индивидуальностей.
Кстати, когда древний Египет перестал строить пирамиды, чтобы облегчить напряженную экономику, он пал. Так же пали и последующие цивилизации, забывшие про рабский труд и строительство пирамид.
"Мы строили, потому что верили", - из небытия возник собеседник.
- Друг мой, драгоценнейший друг мой, - мягко и печально сказал на это Л'оро. - Мне ли не помнить, во что мы верили, когда пришли с тобой вместе просить о приеме в комитет бдительности и защиты завоеваний? Только меня приняли, а тебя - нет. Я вот и живу. А те, что с убеждениями, где? Помнишь начальника северной зоны? Помнишь: невысокий, крепкий такой? Всегда в мундире, но без погон. Летом, когда без головного убора, голова лысая, круглая, блестит.
- Ну и что? Ну, был такой.
- Помнишь, за руку никогда не здоровался? Рука занята. Пистолет все время в руке носил, за середину, так что из кулака рукоятка торчала и ствол. Чтоб не выстрелить ненароком. Построит строителей - такой вот каламбур! - и спрашивает: кто сегодня меньше всех выполнил норму, четыре шага вперед! Сержант выталкивает назначенных. "Сколько процентов?" "Восемьдесят". - "Сачок!" - и пулю в лоб. А кто лучше всех сработал? спрашивает. - Сколько перевыполнил? Полторы нормы? Врешь - и тоже в лоб. Идейный... На идее и погорел. Была у него идея в спорте отличиться. Команду сколотил футбольную, из футболистов, конечно. У остальных сил не было не только мячик гонять - смотреть на это. Кому смотреть - билеты выдавали, за ударный труд. А потом повез он свою команду на зональные соревнования, те и проиграли. А начальника лично вызвал к себе, лично, другой начальник, повыше. Наш-то как пошел - белье надел чистое, знал, на что идет. Рассказывали, в кабинете, куда его вызвали, вторая дверь была. Изругают в кабинете провинившегося и на вторую дверь показывают: туда, мол, пройдите, там с вами еще побеседуют. Человек повернется, чтобы идти, а ему - в затылок.
- Тебе никто не поверит, - с трудом выговорил собеседник. - Начал с пирамид, а кончил чем?
- Я еще не кончил, - сказал старик. - Я еще, признаться, даже не начал.
А в дверь опять постучали. Наверное, день этот был днем визитов. Впрочем, может быть, это был год? Когда лежишь и некуда больше опешить, и ничего уже не ждешь, время тянется непонятно.
Пришел к старику незнакомый, его примерно лет, человек. Но, правда, ухоженный, не чета хозяину. Кожа гладкая - подтянута за ушами. Костюм, ботинки, галстук - выше всяких похвал.
- Вы должны, - тяжело, одышливо заговорил гладкий.
- Ничего и никому я не должен, - немедленно ответил старик.
- Я неправильно выразился, - с достоинством поправился гладкий. - Я прошу вас подписать вот эту бумагу. О том, что я тоже строил канал.
- А вы не строили, - радостно уточнил старик, - на самом деле?
- Строил, строил, - поморщился гладкий. - Точнее сказать, участвовал. Не там, где основной, большой канал рыли, а на одном из малых, боковых. Неразбериха какая-то с бумагами, - пояснил.
- Примазаться хочешь, - понял старик, - к славному подвигу?
- Ну, насчет славы, это сейчас, - не сдавался гладкий. - Мы-то с вами знаем, как проходила тогда всеобщая канализация. Я сам занимаюсь историей. Мне просто необходима такая справка, для моей работы. Так как? Знаете ли, я ведь тоже могу вам быть в чем-то полезен, и даже во многом, заметьте.
Две кости и череп. И надпись: яд. "Продайте мне, я ведь тоже гад. Буду гадом с ядом". - "Чтобы гадом с ядом стать, нужно круглую печать. Нет? Так будь хоть трижды гад, не добудешь себе яд".
- Мя! - сказал старик.
- Не понял, - насторожился гладкий.
- Значит, действительно, не копал, - прищурился старик, - а то бы понял. Историк, говоришь? Ну, так и иди отсюда, твори свою историю, пока не помянул я тебя в мемуарах. Что-то лицо мне твое до жути знакомо. Не ты ли допрашивал меня тогда, перед каналом?
- Что вы! Что вы! - открестился гладкий. - Я совсем по другой линии работал.
- Все равно, чую, вспомню я про тебя что-нибудь примечательное. Где там твоя визитная карточка, чтобы имя не забыть?
- Так ты подпишешь мне справку или нет? - обозлился наконец гладкий. А то я ведь тоже кое-что могу и сказать, и написать.
- А я даже подписываться не могу, - ответил на это Л'оро. - Руки дрожат. Я давно уже сам не пишу, только диктую. И я про тебя надиктую, соратничек!
В дверь опять постучали, и еще постучали, но не входили.
- Войдите! - крикнул старик, обрадовавшись перемене. И вошли в квартиру двое, разных лет, но оба - в очках, с чемоданчиком и в черном. Гладкий посмотрел на них неприязненно и стал прощаться. "Ну, я еще зайду", сказал он и сгинул. "Мародер", - подумал старик. "Шакал", - согласился с ним собеседник.
Вошедшие вежливо молчали, вид у них был понимающий и несколько даже сочувственный.
- Ну, что? - сказал им старик.
- Я из МИДа, - сообщил тот, что помоложе. - Извините, мы не смогли до вас дозвониться.
- Телефон сломался, - полуправдой ответил старик. Сломался или сломан это уж дело его и телефона, и незачем впутывать в личное гостей, особенно незваных и незнакомых.
- Поэтому мы вынуждены были прийти к вам без приглашения, - продолжал приятным голосом тот, что помоложе. - Этот господин Эн из панамского посольства хочет познакомиться и поговорить с вами.
Старик посмотрел на Эн повнимательнее - Эн улыбался ему, как счастливый отец блудному сыну, и старику это не понравилось. Такие улыбки на его памяти всегда кончались плохо. "А чего бояться?" И разозлился.