Герцог в крайнем раздражении так ударил кулаком по деревянному подлокотнику кресла, что тот раскололся надвое. Глухой удар прозвучал в тишине комнаты раскатом грома:
— Выброси эти глупости из головы! — заорал он. — Упрямая капризная девчонка! Призвание ее… Никакой муж не позволит тебе слоняться по пыльным архивам. Забудь! Пора развивать дар хотя бы в малой степени! Старание и систематические занятия практической магией тебе обязательно помогут… — Он резко оборвал фразу и подытожил безапелляционно: — Ты поступишь в Магический университет Горного края. Готовься к отъезду, завтра на рассвете я доставлю тебя в Виал.
__________________________________
[1] Хилдо — мелкая серебряная монета. 100 хилдо =1 золотой лей.
2. Мне делают подарки
Не помню, как вернулась к себе. Навзрыд ревела, уткнувшись в подушку, но слезы скоро иссякли. Однако я еще долго всхлипывала, болезненно перебирая в памяти хлесткие фразы отца. Порушенные планы казались чем-то второстепенным.
Бастард… Вот что мучило меня сейчас.
Я почти не обратила внимания, когда его светлость употребил именно это слово. Сочла очередным оскорблением. Но похоже, в раздражении он выдал тайную мысль. Герцог не может доказать, что я бастард и на этом основании выкинуть меня из дома. Он стесняется бездарной дочери, скрывает меня ото всех, опасаясь нелестных слухов. Как я раньше этого не понимала? Стало больно, и в то же время я почувствовала огромное облегчение, словно свежий ветер ворвался в комнату и унес лишние мысли.
Что если герцог действительно мне не отец? Тогда, получается, я незаконнорожденная? Но как такое возможно, ведь в детстве я дважды проходила испытание на кристалле рода. Это независимый и непреклонный судья, ошибки исключены. Он без сомнений отторг бы бастарда. Будь я действительно чужой для дей’Холлиндоров, моя участь решилась бы сразу. Если при первой проверке родовой артефакт не признает новорожденного, тот будет официально объявлен безродным, лишен магии и отправлен в какое-нибудь дальнее поселение на милость чужаков. Никому нет дела до несчастного изгнанника, даже родителям. Особенно им. В нашем королевстве безродному живется хуже, чем приговоренным к каторге. В обществе, где принадлежность к касте знати возведена в абсолют, изгои обречены на одиночество: им запрещено жить в крупных городах, заводить семью и детей; за нарушение — вечная ссылка на Прóклятые острова, затерянные в океане далеко на севере.
Закон о бастардах, установленный еще Великим Шандором в первоначальные эпохи, жесток и действует во всех странах, где правят человеческие династии. Как рассказывал учитель, это обеспечивает рождение сильных магов исключительно в семействах аристократов — так знать защищает право на власть. Могущественные маги в человеческих королевствах — сплошь потомки от браков с великими магическими расами: драконами, демонами и эльфами. Только знати дано управлять всем в государстве.
Трудно сказать, сколько в нас, жителях мира Андор, осталось изначальной человеческой крови. За прошедшие со времени появления людей тысячелетия, не только знать, но и простолюдины с удовольствием смешивали кровь с представителями магических рас. Все ради обретения дара. Потому среди крестьян, ремесленников и торговцев тоже немало магов. Но простым людям позволено сочетаться браком только с представителями младших магических рас — оборотней и гномов, их магия слаба и не универсальна, однако, является прекрасным подспорьем в ремеслах и передается потомкам даже в третьем поколении. Оружейник-полугном, владеющий магией огня способен производить уникальное по свойствам оружие. Услуги садовника, мага земли, всегда будут востребованы. В нашем мире маг-ремесленник достигнет богатства и почета быстрее и легче собрата без дара. Естественно, не будь сурового закона, по которому бастарда полностью лишают магии, простонародье принимало бы отверженных из знати весьма охотно, и вскоре у наших правителей, возможно, появилась бы достойная конкуренция.
Так, возможно, я все-таки бастард? Незаконный ребенок, которого по какой-то странной причине не отослали, не изгнали из рода. Это объяснило бы и горькое разочарование отца, ненависть матери, которая прожила всего несколько лет после моего рождения и даже видеть меня не желала. Я помню это смутно. Мое стремление к маме и ее крики: «Уберите ее!» Тогда это впервые разбило мое детское сердце… Отца я всегда очень боялась и быстро выучилась прятаться, заслышав на лестнице его тяжелые шаги.