— А мама вас любила? — не могла не спросить я. Откровения принца явились для меня неожиданностью. О матери я знала совсем не много. Судя по сплетням слуг и их недомолвкам, она была не особенно приятным человеком. Но все-таки это моя мать, и мне было мучительно интересно все, что с ней связано.
Мой вопрос вывел Дитрика из ностальгической задумчивости. Он словно вспомнил, что не один здесь.
— А? Не знаю. Клялась потом всю жизнь, что любит только меня… — он покачал головой и улыбнулся одним уголком рта. — Но кто знает, что было в ее милой головке? Порой казалось, что кроме нарядов и веселья там ничего нет. Пережив отказ, я никогда не жалел, что наша помолвка вот так расстроилась. — Он посмотрел на меня, и под этим тяжелым ледяным взглядом мне захотелось накрыться платком или вообще исчезнуть. — А ты? Что таится в твоей головке, Миарет?
Что он хочет услышать? Я растерялась и нервно сглотнула, не зная, как отвечать, а ведь принц ждал именно моей реакции.
— Наблюдая, как ты растешь в доме брата, я не ожидал от тебя чего-то подобного. Никаких сюрпризов. Ты была такой тихой. Думал, ты подрастешь и выйдешь замуж, за кого укажут старшие. Но вижу, что ошибался, и с тобой будет много проблем. Ты другая — не такая, как твоя мать и большинство светских дам. Знаешь, автор этой статьи, — он указал на первую полосу газеты, а у меня сжалось сердце, — сумел взбаламутить весь Ильс.
‘Отрицай!’ — приказал фамильяр.
Я мысленно согласилась, что излишняя откровенность может аукнуться строгим наказанием, а то и неожиданным замужеством.
— Не знаю, о какой статье вы говорите, Ваше высочество. Я здесь не читаю газет, — бодро соврала я, приняв вид оскорбленной невинности.
— Шестнадцать лет прошло с момента последних народных волнений. В промышленных районах Горного края царило спокойствие, но вот в университет поступает адептка Миа Дарн. Про нее мы знаем, что эта молодая сьерра увлекается литературой, а еще, ее воспитателем был известный вольнодумец магистр Силаб. Преподаватели университета утверждают, что ей не по вкусу здешние места. Понимаю: пыльно, грязно, черно. И в столичной газете вдруг появляется тревожная статья некоего, — он взглянул на подпись под статьей, — лейра Арне тэ’Гиза. Твоего деда, Миарет, звали немного по-другому, но весьма похоже.
Я закусила губу от досады. Тхар, как же прозрачно все это выглядит! И как наивно было воображать, что никто не станет докапываться, кто автор статьи. Удивительно, что здесь еще нет герцога с его ультиматумом. Мои глаза невольно наполнились слезами при воспоминании об его угрозах. Я опустила голову, чтобы скрыть подступившую слабость.
Моего подбородка ласково коснулась прохладная рука принца. Это было так неожиданно, что я невольно вздрогнула и отпрянула. Мужчина убрал руку и недобро усмехнулся.
— Я готов убить брата за то, что он послушал свою жену и послал тебя учиться именно сюда. Следовало бы знать твой характер лучше.
Чувствуя, что настроение принца неуловимо изменилось, и злится он по большей части не на меня, я очертя голову бросилась в атаку: — Ваше высочество, могу ли я узнать, что власти думают предпринять по поводу загрязнения природы? Ведь эта чернота распространяется, и, как говорят…
На кончик моего носа шутливо надавил указательный палец принца. Я удивленно моргнула и замолчала.
— Любопытная и активная? В кого это, а? Тебе бы какими-нибудь тряпками впору интересоваться или кавалерами. Что тебе до этой черноты?
Это заявление меня возмутило.
— Разве не естественное стремление каждого человека любоваться зеленой травой, а не пеплом и копотью? Вы знаете, в каком состоянии золотой явор?
Принц рассмеялся и поднял руки, сдаваясь.
— Вижу, что в этой головке есть мозг, и тобой правило не желание насолить нам, а искреннее беспокойство за природу. Но послушай, детка, ты знаешь, что любые разговоры о реконструкции заводов и рудников вызывают здесь бунт? Тебе известно, сколько людей погибло, прежде чем удалось успокоить волнения в прошлый раз?
— Я все это знаю. Как и то, что все это время гномы из Алмазных гор тайно поставляли сюда оружие. Потому новый бунт может быть еще кровавее.