***
А в ректорате меня действительно ждали, причем с магистром Буру я столкнулась в дверях приемной.
— Ага, Дарн, наконец-то! Где ты ходишь? Тебя уже обыскались… — он бесцеремонно схватил меня за плечи и подвел к своему кабинету: — Иди, и не болтай там лишнего…
Гном втолкнул меня внутрь, после чего дверь за моей спиной захлопнулась.
Сбитая с толку его стремительностью, а еще больше тем, что не имею ни малейшего понятия, чего от меня хотят, я огляделась. За ректорским столом никого не обнаружилось, кресло было отодвинуто к стене, словно Буру резко вскочил с него. У меня перехватило дыхание: на небольшом диванчике у окна расположился, закинув ногу на ногу, принц-консорт Дитрик, герцог Аццо. Он спокойно читал «Новости Ильса» и не прервал своего занятия, когда я вошла. Как всегда, мой дядя был в строгом черном мундире с серебряным галуном по вороту — мрачная одежда сейчас показалось недобрым знаком.
Конечно, я моментально поняла, в чем дело. Не понятно только, как он догадался, что я — автор статьи. Принц читал еще с минуту, а затем отложил газету и поднял на меня свои небесно-голубые глаза. Я склонила голову в почтительном поклоне.
‘Ни в чем не признавайся!’ — пропищал Билли, и я была благодарна, за то что он сейчас со мной.
— Светлого дня, Миарет, — произнес принц спокойно.
Я не смогла угадать настроение его высочества. Вот лицо его брата, моего родителя, гораздо выразительнее (или я просто привыкла выискивать явные признаки недовольства и гнева). Безупречно красивые черты принца выражали лишь благожелательную приветливость, и я подумала, что он постоянно носит эту маску при дворе, и, вероятно, с таким же благостным видом подписывает смертные приговоры или отправляет подданных в Темную башню.
— С-светлого дня, Ваше высочество, — промямлила я робко.
— Садись, дитя, нужно поговорить, — принц приглашающее похлопал рукой по сидению диванчика рядом с собой.
Я несмело приблизилась и аккуратно уместилась на самом краешке, подальше от властительной особы. Руки благонравно сложила на коленях, и принялась их рассматривать, гадая, что же мне грозит.
— Ну, рассказывай, как тебе живется здесь?
Начало беседы удивило. Я ожидала грома и молний.
— Замечательно, Ваше высочество. Я всем довольна.
— Это прекрасно. И ты сама прекрасна. И очень похожа на свою мать. — Он немного помолчал, все также пристально рассматривая меня. — Тебе известно, что Рейна когда-то была предначертана мне в жены?
Я тут же забыла о роли скромной девы, изумленно вытаращилась на принца и замотала головой. Глядя перед собой слегка расфокусированным взглядом, Дитрик пустился в воспоминания. Я жадно ловила каждое слово.
— Наши отцы дружили и, когда у дей’Гизов родилась дочь, ее, единственную наследницу, предназначили в жены старшему сыну дей’Холлиндоров, то есть мне. Я тогда был еще студентом, учился в академии Синей звезды и совсем не думал о женитьбе. — Дитрик дей’Холлиндор немного помолчал, словно полностью погрузился в воспоминания. — Когда я вернулся на родину по окончании учебы, у нас вышла ссора с отцом. Мы расстались чуть ли не врагами. Я снова уехал, довольно беззаботно жил в Зангрии, а когда через восемнадцать лет вернулся в Ильс, обнаружил, что у меня прехорошенькая невеста. Рейна подросла и стала вот такой же прелестной, как ты. И я влюбился как мальчишка. Впрочем, с отцом я так и не помирился, и, когда два года спустя он умер, обнаружилось, что все состояние досталось Винерту. Для меня это вовсе не стало трагедией — все-таки с обязательной долей наследства я не был нищим, да и привык сам обеспечивать себя. А вот для Рейны это явилось поводом отказать мне и предпочесть брата. Я не виню его: брат всегда был прагматиком и стремился упрочить положение рода, а Рейна дей’Гиз считалась завидной партией.
— А мама вас любила? — не могла не спросить я. Откровения принца явились для меня неожиданностью. О матери я знала совсем не много. Судя по сплетням слуг и их недомолвкам, она была не особенно приятным человеком. Но все-таки это моя мать, и мне было мучительно интересно все, что с ней связано.
Мой вопрос вывел Дитрика из ностальгической задумчивости. Он словно вспомнил, что не один здесь.
— А? Не знаю. Клялась потом всю жизнь, что любит только меня… — он покачал головой и улыбнулся одним уголком рта. — Но кто знает, что было в ее милой головке? Порой казалось, что кроме нарядов и веселья там ничего нет. Пережив отказ, я никогда не жалел, что наша помолвка вот так расстроилась. — Он посмотрел на меня, и под этим тяжелым ледяным взглядом мне захотелось накрыться платком или вообще исчезнуть. — А ты? Что таится в твоей головке, Миарет?