Никто не знал, о ком идет речь или к кому относится приказ, и Болито предположил, что лейтенант всего лишь стремится не попасть Трегоррену под горячую руку. Возникало странное ощущение, что они отрезаны от остальных частей корабля. Встающее солнце окрашивало море пестрой чередой темного и золотого, но небо пока все еще сливалось с горизонтом. Квадратное отверстие пушечного порта, прорезанного в массивной дубовой обшивке порта, выглядит словно живописное полотно, подумал Болито. Но усиливающиеся лучи света, скользя по стволу тридцатидвухфунтового орудия проникали внутрь, и все они, стоящие вокруг, тоже становились частью этой картины. Пушечная палуба приобрела цвета. Впервые проступил темно-красный, в который был окрашен борт и большая часть палубы. Все знали, что это делается с целью скрыть кровь убитых и раненых. Болито посмотрел через покатую палубу на другой борт. Его открытые порты были пока погружены во тьму, разрываемую иногда белыми клочьями пены, залетавшими внутрь от ударившей в корпус волны. Ричард поглядел на Трегоррена, который спокойно беседовал с Джеханом, канониром, ходившим всегда бесшумно благодаря войлочным тапочкам, которые он одевал во избежание возникновения искр во время работы в своей любимой крюйт-камере. Канонир спустился в ближайший люк, охраняемый морским пехотинцем. Интересно, приходила ли Дансеру в голову мысль, какая жуткая масса пороха находится во время боя прямо у них под ногами?
Когда первые лучи солнца разлились по воде и проникли сквозь открытые порты, по палубе прокатился общий вздох. Ухватившись за брюк, Болито наблюдал, как горизонт приобретает четкие и ясные очертания. Земля.
— Это Африка? — возбужденно спросил Фэйруэзер.
Командир расчета ухмыльнулся, обнажив неровные зубы.
— Какая тебе разница где ты, парень. Главное, что наша старушка Фрида здесь, и кормят на ней неплохо! Вот и все, что тебе нужно знать!
Сверху по трапу сбежал мичман, разыскивая Трегоррена.
— Наилучшие пожелания от мистера Верлинга, сэр. — Мичмана звали Нибб, он был почти такой же маленький, как Иден, да и старше разве что на несколько месяцев. — Заряжать пока не надо.
— Что там происходит? — рявкнул Трегоррен.
Нибб заморгал, ища взглядом товарищей.
— С грот-мачты доложили, что за мысом на якоре стоят два судна, сэр.
Понимая, что все эти темные фигуры ловят каждое его слово в надежде узнать, что происходит в другом мире, называемом верхней палубой, мичман почувствовал себя увереннее.
— Капитан приказал баркентине прибавить парусов и идти на разведку, сэр.
— Мне знакомы эти воды, ребята, — пояснил расчету командир орудия, возле которого стоял Болито. — Кругом мели и рифы. Нашему капитану стоит выставить на русленях двух хороших лотовых, чтобы постоянно делать промеры. Тут к берегу иначе, как наощупь, не подойдешь.
Болито не слушал. Он думал о брошенной баркентине, о мертвеце в ее каюте. Ему пришла в голову мысль, что плохое настроение Трегоррена проистекает из того, что его не назначили командиром «Афин». Вместо Трегоррена этот пост получил третий лейтенант, стоящий непосредственно над Трегорреном по старшинству. Помощником стал Гренфелл, старший по выслуге из мичманов. Если все пройдет хорошо, этот небольшой, но важный эпизод сыграет значительную роль в карьерном росте мичмана. Болито был рад за него, хотя слегка завидовал полученной им свободе. Гренфелл хорошо к нему относился, и в целом радушно принял новичков. Нередко встречалось, что мичманы в положении Гренфелла вели себя как мелкие тираны. Нибб говорил про два корабля, стоящих на якоре. Пираты или работорговцы? И те и другие будут неприятно удивлены появлением «Горгоны».
Сверху донесся топот ног и скрип блоков — это брасопили реи. Корабль менял курс. Болито отошел от борта и ухватился руками за большой шпиль, используемый для поднятия тяжелых элементов рангоута или шлюпок. До него доносился резкий голос Трегоррена, который что-то говорил Уэлсли и мичману Пирсу. Видимость за открытыми крышками портов другого борта стала гораздо лучше, и на минуту Болито показалось, что это свет сыграл с ним злую шутку: на них наползал берег. Но ведь это невозможно, он только что был с другой стороны! И тут мичман вдруг вспомнил, что капитан говорил про остров. Видимо, это он и есть, и корабль движется по широкой полосе воды между ним и материком. Стоящие на якоре суда находятся, надо думать, прямо по курсу, и не видны ни с одной из двух батарейных палуб.
— Глядите-ка, на острове что-то вроде форта. Он, видать, древний, как сам чертов Моисей, — хмыкнул Трегоррен. — Подождем, пока они не заглянут в глазки наших черных красоток. Они прекрасны как…
Продолжения не последовало. Нечто темное, что Болито сперва принял за дельфина, запрыгало по воде, пересекая полосу быстрого прибрежного течения. Затем донесся грохот выстрела. Пунктирная линия, пересекающая волны, исчезла, зато раздался взрыв криков и проклятий, когда большое ядро врезалось в корпус корабля.
— Бог мой, да эти черти стреляют по нам! — словно сам себе не веря, воскликнул пожилой командир расчета.
Корабль охватила какофония из поспешных приказов и пронзительных сигналов горнов морской пехоты. Заскрипели тали, и пушки пришли в движение. Раздался крик: «Зарядить орудия и приготовиться к накату! Батарея правого борта стреляет первой!»
Трегоррен уставился на бриджи посыльного, белым пятном выделяющиеся на трапе, видимо, не успев осознать услышанное. Затем хрипло прорычал:
— Зарядить орудия! Батарее правого борта приготовиться!
Матрос по фамилии Фэйруэзер последовал за Болито на противоположный борт, где полуобнаженные фигуры пришли вдруг в движение, начав забивать в стволы пороховые заряды и пыжи, тем временем командиры расчетов копались среди упакованных в гирлянды ядер, осматривая и ощупывая их поверхность в стремлении выбрать подходящее и успеть загнать его в жерло и закрепить пыжом.
Рука за рукой взлетала вверх, все взгляды были устремлены на могучего лейтенанта.
— Все заряжены, сэр!
— Накатывай!
Расчеты налегли на тали, заставляя орудия придвинуться к открытым портам. Каждое колесико на станках скрипело и упиралось, словно боров, которого тащат на рынок. Пушки оставались в тени штирборта, зато открывшаяся перед взорами затаившей дыхание команды древняя крепость была видна как на ладони. В лучах рассвета ее грубо сложенные стены казались позолоченными, очертания их сливались с примыкающими к ним скалами. Над бастионами Болито заметил темные облачка, поначалу показавшиеся ему комариными роями.
— Эти черти раскаляют ядра, сэр! — процедил сквозь зубы старый моряк. — У них там печи!
— Я прикажу выпороть следующего, кто произнесет хоть слово! — рявкнул Трегоррен. Однако голос его выдавал волнение.
И это неудивительно, подумал Болито. Отец не раз рассказывал, что способно сотворить раскаленное ядро с корпусом, сделанным из хорошо высушенного дерева, не говоря уж о просмоленных снастях и парусах.
— Приготовиться на штирборте! Максимальный угол возвышения, огонь при всходе на волну! — раздался голос.
Унтер-офицер ухватил за плечо стоящего рядом матроса, так что тот подпрыгнул, как подстреленный.
— Завяжи уши шейным платком, парень, не то оглохнешь навсегда! — с этими словами унтер подмигнул Болито. Это предупреждение в такой же степени относилось и к нему, но как мичман, он имел право хотя бы на видимость уважения.
— Готовсь!
Под воздействием руля и ветра корабль накренился, и у каждого из орудий присел его командир, устремляя взор вдоль вороненого ствола в направлении неба и крепости.
— Огонь!
Глава 5. Превратности фортуны
Пока приказ открыть огонь передавался от палубы к палубе, все командиры расчетов поднесли фитили к запальным отверстиям орудий и отпрыгнули в сторону. Прошла доля секунды, показавшаяся Болито, стоявшему между двумя тридцатидвухфунтовыми орудиями, длинной в вечность. Все застыло, как на картине. Обнаженные до пояса моряки, склонившиеся у талей или держащие в руках ганшпуги. Командиры орудий с серьезными лицами, не видящие ничего, кроме своих портов и цели. Сквозь каждое квадратное отверстие орудийного порта была видна крепость. Над ней возвышался прозрачный, без единого облачка, купол небес.