И впрямь зловеще. Вскорости капитан Пелью сообщил, что Испания окончательно переметнулась на другую сторону: как только благополучно вернулся конвой с сокровищами, она объявила Англии войну – революционная республика заручилась поддержкой самой замшелой монархии в Европе. Силы Британии были истощены до предела – нужно следить еще за тысячей миль побережья, блокировать еще один флот, обороняться от целой орды каперов; а гаваней, где можно укрыться, набрать воды и скудного провианта для поддержания сил изнуренных тяжелых трудом моряков, становилось все меньше. В эти дни пришлось заводить дружбу с полудикими государствами и сносить наглость деев и султанов, чтоб северная Африка снабжала тощими бычками и ячменем британские гарнизоны в Средиземном море, окруженные с суши вражескими войсками, и корабли, их единственную связь с миром. Не привыкшие к честно заработанному богатству Оран, Тетуан, Алжир купались в неожиданно хлынувшим к ним рекой британском золоте.
В тот день в Гибралтарском заливе стоял мертвый штиль. Море было подобно серебряному щиту, а небо – сапфировой чаше. Положение «Неустанного» было крайне неприятно, но не из-за ослепительно солнца, размягчавшего смолу в палубных пазах. В Средиземном море из Атлантики всегда идет слабое течение, и преобладающие ветры дуют в ту же сторону. В такой штиль судно запросто может отнести течением через пролив, за Гибралтар. Чтоб добраться потом до Гибралтарского залива, лавируя против ветра, ему понадобятся дни и даже недели. Так что Пелью не зря беспокоился о своем конвое судов с зерном из Орана. Гибралтару нужна провизия – Испания уже выслала армию для его осады. Пелью никак нельзя было проскочить мимо цели. Его приказ пришлось доводить до конвоя флажками и даже пушечными выстрелами: ни одного из торговых капитанов с их вечно недоукомплектованными командами не привлекала та работа, которую задумал Пелью. «Неустанный», точно так же как и конвой, спустил шлюпки, и те взяли на буксир беспомощные суда. Труд был бесконечный, изматывающий. Матросы раз за разом налегали на весла, тросы натягивались от сверхчеловеческого напряжения, корабли неуклюже переваливались с боку на бок. Этим способом суда делали менее мили в час, и то лишь доводя команду шлюпок до полного изнеможения. Однако это позволяло оттянуть время, до того как гибралтарское течение снесет их в подветренную сторону, и увеличивало шансы дождаться желанного зюйда – все что им было надо, это два часа южного ветра, чтоб обойти мол.
На баркасе и тендере «Неустанного» матросы настолько отупели от адской работы, что не слышали, как на судне взволнованно зашумели. Они налегали на весла под безжалостным небом, ожидая окончания двухчасового срока страданий. Очнуться их заставил голос самого капитана.
– Мистер Болтон! Мистер Чадд! Отдайте буксир, пожалуйста. Немедленно возвращайтесь на борт и вооружите своих людей. Приближаются наши Кадисские друзья.
Вернувшись с бака на шканцы, Пелью в подзорную трубу оглядел подернутый дымкой горизонт и своими глазами убедился в том, о чем уже доложили с салинга.
– Они идут прямо на нас, – сказал он. Со стороны Кадиса приближались две галеры; видимо, верховой гонец из наблюдательного пункта в Тарифе сообщил, что им представилась блестящая возможность оправдать свое затянувшееся существование: в мертвый штиль по морю разбросан британский конвой. Галеры могли захватить несчастные торговые суда и хотя бы сжечь (увести их не удастся) под самым носом «Неустанного», лежащего на расстоянии чуть больше пушечного выстрела. Пелью посмотрел на три брига и два торговых судна. Одно из них было в полумиле от «Неустанного» и его можно было прикрыть огнем, но остальные – в полутора милях, в двух милях – такой защиты не имели.
– Пистолеты и абордажные сабли, ребята, – приказал он прыгающим на палубу матросам. – Цепляйте сей-тали! Поосторожней с этой карронадой, мистер Катлер!
«Неустанный» участвовал в стольких операциях, где дорога была каждая минута, что сейчас на подготовку почти не требовалось времени. Команда шлюпок похватала оружие, на нос тендера и барказа спустили шестифунтовые карронады, и вскоре шлюпки, наполненные вооруженными людьми и снабженные всем необходимым на случай непредвиденных обстоятельств, гребли навстречу галерам.
– Какого черта вы это делаете, мистер Хорнблауэр? О чем вы думаете?
Пелью только сейчас заметил, что Хорнблауэр спускает на воду находившийся под его командованием ялик. Ему было непонятно, что мичман собирается делать против галер со своей двенадцатифутовой лодочкой и командой из шестерых матросов.
– Мы можем подойти к одному из судов конвоя и усилить его команду, сэр, – отвечал Хорнблауэр.
– А, очень хорошо, продолжайте. Буду полагаться на ваш здравый смысл, хотя дело это гиблое.
– Вы молодец, сэр! – в восторге воскликнул Джексон, когда ялик отвалил от фрегата. – Просто молодец! Никто другой до этого бы не додумался.
Джексон, рулевой ялика, был уверен, что Хорнблауэр не собирается выполнять обещанное и усиливать команду одного из торговых судов.
– Даго вонючие, – процедил сквозь зубы загребной. Хорнблауэр чувствовал, что его команда охвачена той же безотчетной ненавистью к галерам, которую испытывал он сам. В те краткие секунды, анализируя свои чувства, он объяснил их обстоятельствами, при которых он впервые увидел эти галеры, а также запахом, которые те оставляли за собой. Никогда прежде не испытывал он личной ненависти; он сражался как слуга короля, не чувствуя враждебности к противнику. Но сейчас, под опаляющим небом, он вцепился в румпель, страстно желая поскорее сцепиться с врагом.