– Дьявол, сэр? – переспросил Финч. – Это не дьявол, дьявол не тут, сэр, прошу прощения.
Он снова таинственно улыбнулся, словно нашкодивший ребенок. Какие тайны скрыты в глубине этих странных голубых глаз? Финч снова взглянул под крюйсель: сейчас он был похож на младенца, играющего в «ку-ку».
– Вот он! – сказал Финч. – Я его видел. Бог опять на грота-марсе, сэр.
– Бог?
– Да, да, сэр. Иногда Он на грота-марсе. Чаще всего там. Я Его сейчас видел, борода Его развевается по ветру. Его только отсюда и видно, сэр.
Что можно сказать человеку, у котороготакие галлюцинации? Хорнблауэр тщетно ломал голову над ответом. Финч, казалось, забыл об его присутствии и снова играл в «ку-ку» у края крюйселя.
– Вот Он! – сказал Финч себе, – Вот Он снова! Бог на грота-марсе, а дьявол в канатном ящике.
– Весьма подходяще, – цинично подумал Хорнблауэр, но вслух этого не сказал. Он и не думал высмеивать фантазии – Финча.
– Дьявол в канатном ящике во время собачьих вахт, – сказал Финч, ни к кому не обращаясь, – Бог же вечно пребывает на грота-марсе.
– Странное расписание, – заметил про себя Хорнблауэр..
Внизу на палубе начали бить восемь склянок, в тот же момент боцманы засвистели в дудки и послышался голос боцмана Уолдрона:
– Подвахтенным на выход! Все наверх разворачивать судно! Все наверх! Все наверх! Эй, старшина корабельной полиции, запишите, кто последний появится из люка! Все наверх!
И без того краткий отдых, нарушенный навязчивым присутствием Финча, окончился. Хорнблауэр перелез через ограждение и уцепился за путенс-ванты: не мог же он спускаться через удобную собачью дыру, тем более на глазах у первого лейтенанта, который мог бы пристыдить за столь недостойного моряка поведение. Финч подождал, пока Хорнблауэр слезет с марса, но, даже начав позже, легко перегнал его по дороге на палубу. Опытный моряк, Финч бегал по вантам, как обезьяна. Тут все мысли о странных фантазиях Финча вылетели у Хорнблауэра из головы – надо было разворачивать судно.
Однако позднее Хорнблауэр несколько раз мысленно возвращался к странным словам Финча. Нет сомнений, что Финч твердо верил в то, что говорил. Об этом свидетельствовали и его слова, и выражение его лица. Он говорил о бороде Бога – какая жалость, что он не потрудился подробнее описать дьявола в канатном ящике. Рога, вилы и раздвоенные копыта? И почему только во время собачьей вахты? Странно, что он придерживается строгого расписания. Хорнблауэр затаил дыхание: его внезапно осенило, что у всего этого может быть вполне рациональная подоплека. Быть может, дьявол в канатном ящике во время собачьих вахт – образное выражение, означающее, что там творятся дьявольские дела. Хорнблауэру предстояло решить, что требует от него долг, и что – практические соображения. Можно доложить о своих подозрениях Эклзу, первому лейтенанту; но, поведя на флоте год, Хорнблауэр легко мог вообразить, что ожидает младшего мичмана, рискнувшего побеспокоить первого лейтенанта своими необоснованными подозрениями. Лучше сначала посмотреть самому. Неизвестно, однако, что найдет – если найдет; и как с этим разбираться – опять-таки, если будет с чем разбираться. Хуже того, он не был уверен, что сумеет с этим разобраться, как подобает офицеру. Он может выставить себя дураком. Он может повести себя неправильно, навлечь на себя позор, поставить под угрозу дисциплину на судне, ослабить ту тонкую ниточку, которая связывает офицеров и матросов, дисциплину, которая заставляет три сотни людей по слову своего капитана безропотно сносить неописуемые тяготы и, не задумываясь, рисковать жизнью. Когда восемь склянок сообщили об окончании послеполуденной и начале первой собачьей вахты, Хорнблауэр с трепетом спустился вниз, зажег от фонаря свечу и направился к канатному ящике.
Внизу было темно, душно и плохо пахло, корабль качался на волнах, и Хорнблауэр то и дело спотыкался о разные неожиданные препятствия. Впереди виднелся слабый огонек и слышались голоса. Хорнблауэр задохнулся от страха: быть может, готовится бунт. Он загородил рукой окошко фонаря и тихо двинулся вперед. Два фонаря висели на низких палубных бимсах, под ними сгрудились человек десять, даже больше – до Хорнблауэра доносился шум их голосов, но слов было не разобрать. Тут шум перешел в рев, кто-то в центре круга встал почти в полный рост, насколько позволял ему палубный бимс. Он без всякой видимой причины мотал головой из стороны в сторону. Лицо его было скрыто от Хорнблауэра. Тут Хорнблауэр вздрогнул, увидев, что руки человека связаны за спиной. Сидевшие снова взревели, словно болельщики на скачках; человек со связанными руками повернулся и оказался к Хорнблауэру лицом. Это был Стилс, тот самый, который страдал от чирьев, Хорнблауэр сразу его узнал. Но не это сильнее всего поразило Хорнблауэра. На лице Стилса висело что-то жуткое. Его-то Стилс и пытался стряхнуть, мотая головой. Это была крыса. Желудок Хорнблауэра перевернулся от ужаса и отвращения.