- Почему бы вам не прилечь на несколько склянок, сэр? - спросил его матрос у штурвала.
- Я лягу попозже, Хантер, - ответил Хорнблоуэр, стараясь не показать, что такая мысль просто не приходила ему в голову.
Он знал, что совет матроса был разумным, и даже попытался последовать ему. Он спустился вниз, прилег на капитанскую койку и постарался заснуть, но ему, конечно же, так и не удалось этого сделать. Когда он услышал шум на палубе и крики вахтенных, что их смена кончилась, он не смог больше улежать в постели, встал, разбудил спящих в соседней каюте матросов и вместе с ними поднялся на палубу, чтобы еще раз проверить, все ли в порядке. Убедившись, что на Мэтьюза можно положиться, Хорнблоуэр опять спустился в каюту и даже ухитрился задремать, но тут его посетила такая мысль, что он вскочил с койки как ошпаренный. На лбу у него выступил холодный пот, а в душе возникла настоящая тревога за успешный исход порученного ему дела. Он бросился на палубу и разыскал Мэтьюза, удобно пристроившегося на палубе у носовых кнехтов* [Кнехт - стальная тумба на судне, предназначенная для закрепления на ней швартовых или буксирных тросов.].
- Мы еще не проверили, нет ли течи в трюме. Я полагаю, сейчас мы можем уделить этому немного времени.
Хорнблоуэр заранее продумал эту фразу, так как не хотел, с одной стороны, чтобы Мэтьюз почувствовал себя виноватым в упущении, а с другой, в целях поддержания своего авторитета, не желал, чтобы матросы упрекнули его в некомпетентности.
- Так точно, сэр, - согласился Мэтьюз.
- Одно из ядер "Неутомимого" попало в корпус, - продолжал Хорнблоуэр, - вы не помните, куда именно оно ударило?
- Точно не могу сказать, сэр, - ответил Мэтьюз, - я в тот момент находился на катере.
- Ну ладно, поглядим на рассвете, - решил Хорнблоуэр, - а пока проверим трюмные отстойники.
Это были смелые слова. Хотя Хорнблоуэр успел познакомиться с большинством корабельных служб и даже однажды проверял вместе с плотником трюмные отстойники "Неутомимого", он понятия не имел, где на "Мари Галант" следует искать эти отстойники. Но Мэтьюз невозмутимо произнес: "Так точно, сэр!" и двинулся к кормовому насосу.
- Нам понадобится фонарь, сэр, - сказал он, остановившись у помпы, - я пойду принесу.
Когда он вернулся, луч фонаря упал на сложенную бухту троса. Хорнблоуэр поднял трехфутовый железный стержень, привязанный к концу троса и служащий грузилом, и опустил его в отверстие отстойника, но тут же вытянул обратно, так как забыл проверить, сухой он или мокрый. Потом он снова опустил стержень в отстойник и начал травить трос, пока глухой стук, донесшийся из трюма, не дал ему понять, что стержень достиг дна. Хорнблоуэр снова вытянул трос и с трепетом взял в руки стержень. Мэтьюз осветил его фонарем.
- Ни капельки, сэр! - довольно заметил Мэтьюз. - Сухой, как моя фляга.
Хорнблоуэр тоже был доволен, но и несколько удивлен. Ему еще не приходилось слышать о судне, которое вообще не давало бы течи. Даже содержащийся в идеальном порядке "Неутомимый" набирал в трюмы столько воды, что ее каждое утро приходилось откачивать помпой. Поэтому он ограничился нейтральным комментарием в виде короткого: "Г-мм", и, повернувшись к Мэтьюзу, добавил:
- Превосходно, м-р Мэтьюз. Будьте добры, сложите этот трос снова в бухту.
Узнав об отсутствии течи в трюме "Мари Галант", Хорнблоуэр мог со спокойной душой отправиться спать дальше, но капризный ветер выбрал именно этот момент, чтобы изменить направление. Едва успел Хорнблоуэр снова улечься на капитанское ложе, как его поднял спустившийся вниз Мэтьюз. Он сообщил очень неприятные новости.
- Мы больше не в состоянии удерживать проложенный курс, сэр, - доложил он, - ветер переменился и налетает порывами.
- Я сейчас поднимусь. Буди остальных, - голос его звучал хрипло. Мэтьюз мог отнести это на счет внезапного пробуждения, но сам-то он знал, что в горле у него пересохло от страха и неуверенности в своих силах при этом новом ударе судьбы.
С таким маленьким экипажем он не имел права рисковать. Сейчас, когда погода изменилась, ему надлежало в два раза тщательнее обдумывать каждое свое действие. Малейшая ошибка могла легко привести к катастрофе. Но прежде всего не следовало торопиться. Ему пришлось встать к штурвалу самому, пока его четверо матросов спускали верхние паруса. Эта работа заняла большую часть ночи, а когда она была завершена, стало ясно, что прежний курс норд-норд-ост при таком направлении ветра удержать совершенно невозможно. Хорнблоуэр передал штурвал одному из матросов и спустился вниз, чтобы взглянуть на карту. Но карта лишь подтвердила его пессимистические выводы, к которым он пришел в результате мысленных выкладок. Как бы круто к ветру они ни забирали, подойти к островам с наветренной стороны не представлялось возможным. С таким маленьким экипажем Хорнблоуэр не мог позволить себе идти прежним курсом в надежде на то, что ветер сменится более благоприятным. Все его существо противилось опасностям плавания вдоль подветренных берегов. У него не оставалось выбора - курс надо было срочно менять. На палубу Хорнблоуэр вышел с тяжелым сердцем.
- Всем приготовиться к развороту! - отдал он приказание, стараясь при этом, чтобы голос его звучал так же зычно, как голос м-ра Болтона, третьего помощника капитана на "Неутомимом".
Разворот прошел без происшествий, и бриг лег на новый курс, уводивший его далеко в сторону от негостеприимного французского побережья, но, к сожалению, не приближавшего его и к гостеприимным берегам Британии. Испарилась, как дым, надежда достичь английского порта в двухдневный срок, равно как и надежда соснуть этой ночью.
Весь год, предшествующий его поступлению во флот, Хорнблоуэр брал частные уроки у обнищавшего французского эмигранта. В них входило обучение языку, музыке и танцам. Очень скоро выяснилось, что у Хорнблоуэра нет даже намека на музыкальный слух, поэтому его учитель, не желая даром получать свой гонорар, сосредоточился исключительно на обучении его французскому. Большая часть преподанных уроков намертво засела в мозгу Хорнблоуэра, хотя он никогда не думал, что они смогут ему в будущем пригодиться. Он обнаружил свою ошибку, когда на рассвете французский капитан выразил настоятельное желание поговорить с ним. Француз немного говорил по-английски, но очень скоро Хорнблоуэр выяснил, что сам он гораздо лучше владеет французским. Как только он сумел преодолеть свою застенчивость, он с восторгом обнаружил, что они с капитаном прекрасно понимают друг друга.