- Нам следует как можно скорее завести пластырь, - обратился он к Мэтьюзу, но как ни старался, не сумел до конца скрыть предательскую дрожь в голосе. - Поторопите этих французов.
Он отвернулся и уставился в небо, ему нужно было несколько минут, чтобы прийти в себя и выработать план дальнейших действий. Но французский капитан схватил его за локоть и отчаянно завопил:
- Я же предупреждал вас, что мой корабль сбавил ход и слишком низко сидит в воде!
- Идите к черту! - огрызнулся Хорнблоуэр по-английски, так как не мог вспомнить, как эта фраза звучит по-французски, и бесцеремонно вырвал свой локоть из рук француза.
Внезапно он ощутил резкий толчок под ногами, словно кто-то с силой ударил снизу молотом. Корабль начинал разваливаться на части буквально на глазах.
- Да сколько же можно возиться с этим пластырем!? - заорал он в сердцах, поворачиваясь к занятым своим делом матросам, и тут же устыдился своей несдержанности и сорвавшегося на визг голоса.
Но вот наконец парус был простеган, - его площадь составила около пяти квадратных футов, - и матросы начали заводить его на пробоину. Хорнблоуэр быстро разделся, не для того, правда, чтобы не испортить вещи капитана, а что-бы сохранить их сухими, и объявил, что лично станет наблюдать за наложением пластыря.
- Мэтьюз, приготовьте булинь, - распорядился Хорнблоуэр.
Голый и мокрый, он раскачивался под ударами холодного ветра, проникающего, казалось, в самые глубины его души. Его то и дело ударяло о борт, так что все тело покрылось ссадинами и кровоподтеками. Каждая вторая или третья волна окатывала его с головой. Но несмотря на все трудности, Хорнблоуэр держался стойко, пока лично не убедился, что простеганный парус правильно наложен на пробоину. Только тогда он позволил себе отдать приказ, чтобы его вытягивали обратно. Ступив на палубу, он весь дрожал от холода, зубы его выбивали крупную дробь, но деятельный мозг уже обдумывал, каким должен быть следующий шаг.
- Приготовиться к повороту оверштаг! - приказал он. - Ложимся на прежний курс.
Если бригу суждено было утонуть, не имело особого значения, произойдет это событие в сотне или в двух сотнях миль от французского побережья, но если, паче чаяния, корабль удастся сохранить, Хорнблоуэр желал удалиться от этих негостеприимных берегов возможно дальше. Подветренный берег всегда таил опасность и угрозу захвата. Конечно, пробоина с наложенным пластырем в новом положении судна находилась теперь глубоко под водой, но это был оправданный риск и достаточно хорошо просчитанный.
Французский капитан, наблюдавший за маневром, подошел к Хорнблоуэру и начал энергично протестовать. По его словам, им не следовало менять курса, так как они могли в кратчайшие сроки добраться до Бордо. Хорнблоуэр ставит под угрозу жизни ни в чем не повинных людей, если собирается упорствовать в своем стремлении достичь английского побережья. Хорнблоуэр терпеливо выслушал француза и спокойно сказал, на этот раз по-французски: "Идите к черту!", принявшись, без дальнейших комментариев, натягивать через голову толстую шерстяную фуфайку, принадлежавшую его собеседнику.
Когда голова Хорнблоуэра снова вынырнула на свет из складок непомерно большой для него фуфайки, капитан все еще продолжал что-то кричать, сопровождая свои протесты выразительной жестикуляцией. Такое поведение не могло не вызвать у Хорнблоуэра подозрений. Он отдал приказ Мэтьюзу еще раз обыскать пленников - не разжились ли те оружием из какого-нибудь тайника. Обыск не дал результатов: кроме матросских складных ножей, другого оружия не нашлось. На всякий случай Хорнблоуэр распорядился отобрать и их.
Когда он полностью оделся, то уделил особое внимание трем пистолетам, которые засунул за пояс таким образом, чтобы они были хорошо видны всем пленникам. Предварительно он у всех на виду проверил затравку у каждого пистолета и подчеркнуто неторопливо перезарядил их. Теперь он смахивал на самого настоящего пирата и даже поймал себя на мысли, что эта игра ему чем-то нравится, напоминая о детстве. Впрочем, если отбросить глупости, он вполне отдавал себе отчет в том, что поставленные в безвыходное положение французы могут от отчаяния в любой момент решиться на открытый мятеж. В таком случае даже его три пистолета окажутся бессильными против двенадцати разъяренных лягушатников, которые, лишившись ножей, легко могли вооружиться баграми или просто палками.
Мэтьюз прервал его мысли.
- Прошу прощения, сэр, - доложил он, - но мне очень не нравится поведение судна. Должен признаться, сэр, что оно почти перестало слушаться руля, а самое плохое, сэр, состоит в том, что оно, кажется, начинает расползаться по швам. Еще раз прошу прощения, сэр, но я должен был сообщить вам это.
Хорнблоуэр и сам видел, что творится с бригом. Из открытого люка доносилось громкое потрескивание, а палуба зияла многочисленными щелями. В некоторые из них уже можно было просунуть кулак. Все усилия по изготовлению и установке пластыря оказались напрасными. Это надо было сделать на сутки раньше, а теперь процесс разбухания риса зашел так далеко, что в трюме образовались еще течи, и число их продолжало увеличиваться. Под давлением риса бриг готов был вот-вот раскрыться, как цветочный бутон. Корабелы испокон веку строили суда так, чтобы они могли противостоять внешним воздействиям, но никто никогда не задумывался защитить их от внутреннего давления. Процесс, похоже, стал уже необратимым.
- Посмотрите сюда, сэр! - раздался неожиданный возглас Мэтьюза.
Хорнблоуэр оглянулся. Вдоль шпигатов* [Шпигат - отверстие в фальшборте и палубе корабля для стока воды.] левого борта скользнула маленькая серая крыса, за ней еще одна и еще...
Должно быть, в трюме происходило нечто ужасное, заставившее этих грызунов выбраться на палубу средь бела дня. Видимо, давление риса разрушило их уютные гнездышки, сооруженные в недрах неограниченных запасов пищи. Хорнблоуэр почувствовал под ногами новый толчок. Но он еще не успел разыграть последнюю карту. Это был не конец, а только последний оборонительный редут!
- Приказываю начать работы по ликвидации груза, - распорядился он. Мэтьюз, соберите французов и приступайте.
Крышка главного люка причудливо выгнулась, один из запоров отлетел и торчал под углом. Когда общими усилиями крышку удалось поднять, в образовавшееся отверстие сразу же выдавило мешок риса. Он наполовину вылез наружу и застрял, зацепившись за край.