— Он это… а мы то… — рассказывал побитый мичман, поднявшись на ноги. — А он вот так…
— Очевидная самозащита, — произнёс Никифор Андреевич, когда доклад закончился. — Сами спровоцировали…
— Да погоди ты, Андреич, — поморщился капитан, прерывая безопасника, и посмотрел на меня. — Тут я сам видел, а тех пятерых действительно ты?
— Сами виноваты, — снова вмешался Никифор Андреевич, — не рой яму другому.
— Он это, он! — зазвучало из толпы, — ещё и вышел потом, гад, злорадствовал.
— Тихо! — взревел капитан, и все замолчали
— Да, — ответил я, пожав плечами. Смысла отпираться не было, да и не хотелось. — Но не злорадствовал, на слабаках не самоутверждаюсь.
— О как, — удивлённо поднял брови капитан. — Как же тебя зовут, боец, что вокруг слабаки?
— Мичман морской пехоты Ростислав Драгомирович Туров, — представился я, вытягиваясь по струнке. — Временно командирован, как младший следователь СБФ.
Шум толпы утих. Снова наступила тишина.
— Рррдрр… Драгомир… Туров, — вдруг засмеялся капитан, захлебываясь словами. — Тот самый Туров?
— Не знаю, что вы имеет в виду под тот самый, — покачал я головой, не понимая, от чего он так развеселился, и уточнил: — Но да, Драгомир Воиславович Туров мой отец, тоже служил в морской пехоте. Вы знакомы?
Капитан схватился руками за живот и заржал в голос. Всё громче и громче. В захлёб. Как истинный боевой конь, с конопляного поля.
А может и правда? Кто его знает, что в еду подмешать могут. А может, злоупотребляет и дёрнул коньячку?
Я принюхался. Вроде не пахнет. Что же отец такого сделал, что он так хохочет?
— Тот самый… хах… отец… — пытался говорить капитан сквозь ржание, — служил… — у него даже слёзы проступили на глазах.
— Ну да, — пожал я плечами, вообще не понимая, что происходит. — И Дед служил на флоте.
— И Дед…хах… тот самый… аха-хах.
Морпехи молчали и сверлили меня взглядами. Странными взглядами. Непонятными. Даже те, которых валял по палубе. Стояли с открытыми ртами и глазели. Я глянул на безопасника. Никифор Андреевич тоже смотрел по-другому. Не как раньше.
Да что здесь происходит?
Глава 4
Я стоял под десятками взглядов и молчал. Смотрел, как надрывается капитан и ничего не понимал. Никто не спешил с объяснениями.
— Тот самый отец, ой… — протянул капитан всё ещё смеясь, он утирал слезы тыльной стороной ладони и только начинал успокаиваться. — Рассмешил, охх… тот самый.
— Ваше высокоблагородие, — я не выдержал, и холодно спросил: — Вы знакомы с моим отцом? Чем он Вас так рассмешил?
Реально напрягает уже. Не знаешь, в морду бить, или самому смеяться: и то и то чревато. Но, если он сейчас оскорбит батю… держите меня семеро.
— Да при чём тут твой отец? — капитан резко пришёл в норму.
Хотя серьезности на его лице не было: рот застыл в широченной улыбке, а в глазах плясали весёлые чёртики, но смех прекратился.
— Вы его упоминали, — пожал я плечами, сбавляя градус мороза в голосе.
— Да ты, — он улыбнулся ещё шире, — ты тот самый Туров?
— Не понимаю, какой самый…?
— Ты на Тау Метам был в звании старшины?
— Так точно, — кивнул я, всё ещё не понимая, к чему он клонит.
Капитан вдруг осклабился, и протянул мне правую руку. Так открыто и по-доброму выглядел жест, что я тут же пожал её.
— Рад познакомиться, твоё благородие, — он положил сверху вторую ладонь, затягивая рукопожатие и громко объявил: — господа морпехи, горд представить вам кавалера ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвертой степени посмертно, мичмана Ростислава Драгомировича Турова. Ура!
Ура! Ура! Ура! Раскатилось троекратно по столовой. У меня аж уши заложило от неожиданности, а капитан продолжил, торжественно улыбаясь:
— Именно он, после гибели старших офицеров, возглавил отделение кадетов академии! — его глаза сверкнули, грудь расширилась на вдохе, и мощный бас полетел дальше: — вы знаете их, как мертвецов! Они совершили невозможное. Не только выжили, но и сорвали засаду врага на наш флот, подарили победу своим братьям по оружию! Господа, Ура!
Ура! Ура! Ура!
Неожиданно! Откуда они только узнали? Даже не знаю, что и сказать. Чувство гордости за моих бойцов накатило, но непривычно как-то… А, да к чёрту.
Сделал морду кирпичом и спокойно оглядел толпу морпехов. Задержался взглядом на некоторых лицах. Если это известность, то мне не нравится. Слишком много интереса в глазах. Приятно, конечно, но подвиги должны быть в тишине. Да и восхищаются пусть на расстоянии.