- Вы не думаете отдать мальчика в школу, мистер Изи?
Мистер Изи положил ногу на ногу, а руками обнял колено, как всегда делал, когда готовился вступить в спор, и произнес речь о недостатках школьного воспитания.
Доктор Миддльтон знал, с кем имеет дело, и терпеливо выслушал рацею.
- Я согласен, - сказал он наконец, - что во всем, что вы говорите, много справедливого; но в школе он найдет дисциплину, товарищество, которое воспитает в нем чувство общественности, наконец, приобретет запас хотя бы элементарных, но точных знаний. Таким образом он будет лучше подготовлен к восприятию ваших наставлений.
- Я сам научу его всему, - возразил мистер Изи, скрестив руки на груди с решительным видом.
- Я не сомневаюсь в ваших способностях, мистер Изи; но, к несчастью, вы всегда будете встречать непреодолимое препятствие. Простите, я знаю, на что вы способны, и не сомневаюсь, что для мальчика было бы истинное счастье иметь такого наставника, но, говоря откровенно, вам так же хорошо известно, как и мне, что материнская нежность мистрисс Изи всегда будет преградой вашим намерениям. Он уже так избалован ею что не хочет ничего слушать; а раз это так, то что же вы с ним поделаете?
- Я согласен, дорогой мой, что в этом пункте представляется известное затруднение, но материнская слабость будет исправлена отцовской строгостью.
- Могу я спросить, как именно, мистер Изи? Так как мне это кажется невозможным.
- Невозможным! Клянусь небом, я заставлю его повиноваться, или, - тут мистер Изи приостановился и закончил, - или потребую у него объяснения причин его неповиновения, доктор Миддльтон.
Доктор Миддльтон подавил желание рассмеяться и возразил:
- Я не сомневаюсь, что вы придумаете какую-нибудь систему, с помощью которой заставите его признать ваш авторитет, но что же последует дальше? Мальчик будет считать мать своей защитницей, а вас тираном. Он получит отвращение к вам и в силу этого отвращения будет относиться невнимательно и непочтительно к вашим наставлениям даже в тех случаях, когда они окажутся доступными его пониманию. Между тем, мне кажется, что это затруднение может быть обойдено. Я знаю одну весьма почтенную особу, пастора, имеющего школу, в которой розга не применяется; я напишу ему и расспрошу подробно; и тогда, если ваш мальчик будет избавлен от опасности, которой грозит ему чрезмерная снисходительность мистрисс Изи, он в несколько лет приготовится к восприятию ваших более важных поучений.
- Пожалуй, - сказал мистер Изи после некоторого молчания, - ваши слова заслуживают внимания. Я согласен, что вследствие нелепой снисходительности мистрисс Изи мальчик отбился от рук и не захочет меня слушаться в настоящее время; и если ваш друг не применяет розги, то я серьезно подумаю, не поместить ли в школу моего сына Джона в видах получения элементарного образования.
Доктор Миддльтон добился своего, польстив философу. Через день он явился с письмом от педагога, в котором применение розги с негодованием отвергалось, и мистер Изи за чайным столом объявил супруге о своих намерениях в отношении их сына Джона.
- В школу, мистер Изи? Как, отправить Джонни в школу? Такого ребенка в школу?
- Конечно, душа моя, вы должны согласиться, что в девять лет пора уже учиться грамоте.
- Но он уже почти умеет читать, мистер Изи; конечно, я сама могу его научить. Не правда ли, Сара?
- Истинная правда, сударыня; он еще вчера говорил буквы.
- О, мистер Изи, кто это надоумил вас? Джонни, голубчик, поди сюда скажи мне, что такое буква А. Ты распевал ее в саду сегодня утром.
- Я хочу сахару, - возразил Джонни, протягивая руку через стол к сахарнице, которой не мог достать.
- Хорошо, радость моя, я тебе дам большой кусок, если ты скажешь мне, что такое буква А.
- А - это ангел, у него есть крылышки, - сердито отвечал Джонни.
- Вот, мистер Изи; и он может сказать всю азбуку, правда, Сара?
- Может, может, голубчик - правда, можешь, Джонни?
- Нет, - возразил Джонни.
- Да, милый, конечно, можешь; ты ведь знаешь, что такое буква Б? Правда, знаешь?
- Да, - отвечал Джонни.
- Вот, мистер Изи, вы сами видите, сколько он знает, и какой он послушный мальчик. Ну, Джонни, голубчик, скажи же, что такое буква Б.
- Не хочу, - возразил Джонни. - Я хочу сахару, - с этими словами Джонни, взобравшийся на стул, потянулся к сахарнице через стол.
- Боже мой! Сара, стащите его со стола, а то он опрокинет кипяток!
Сара схватила Джонни за ноги, но он перевернулся на спину и дал ей пинка в физиономию, когда она делала отчаянные усилия стащить его. Обратный толчок от этого пинка заставил его проехаться по гладкой поверхности стола и толкнуть головой чайник с кипятком, который опрокинулся в противоположную сторону, и, несмотря на быстрое движение мистера Изи, порядком ошпарил ему ноги, что заставило его вскочить с совсем не философским ругательством. Тем временем Сара и мистрисс Изи схватили Джонни и тянули его в разные стороны, причитая и охая. Боль от ожогов и равнодушие, проявляемое к особе мистера Изи, вывели последнего из себя. Он выхватил Джонни из рук женщин и, позабыв о правах человека, принялся угощать его шлепками без всякого милосердия. Сара вступилась было за своего питомца, но получила такого тумака, что не только искры посыпались из ее глаз, но и сама она растянулась на полу. Мистрисс Изи ударилась в истерику, Джонни ревел неистово, так что за четверть мили было слышно.
Не знаю, сколько времени продолжал бы мистер Изи внедрять философию в мальчика, но внезапно дверь отворилась, и мистер Изи, все еще не выпускавший из рук Джонни, увидел доктора Миддльтона, остановившегося в немом изумлении. Он обещал прийти к чаю и поддержать, если нужно, аргументацию мистера Изи; но очевидно ему показалось, что в аргументации, к которой прибегал в эту минуту мистер Изи, его помощи не требуется. Как бы то ни было, при появлении доктора Миддльтона, Джонни был выпущен и с ревом покатился на пол, Сара оставалась там, где растянулась, мистрисс Изи билась на полу в истерике, чайник тоже валялся на полу, один лишь мистер Изи не только стоял, но и подпрыгивал от боли.