— Все тяжело нагружены, сэр, — заметил Гаукинс, капеллан, — взгляните на марсель галиота!
— Их только что захватил крепкий бриз, — сказал капитан Уильсон старшему лейтенанту.
— Да, сэр, сейчас и нас захватит.
— В таком случае пошлите людей на бом-брам-фалы.
Однако ветер крепчал, и фрегат начал зарываться носом.
— Говорил я вам, — сказал Мартин товарищам, — а то ли еще будет, ребята.
— Мы должны отпустить брамсели, — сказал капитан Уильсон, взглянув наверх, так как фрегат кренился до грузовой линии, и ветер крепчал и становился бурным. — Поправьте их немного.
Но тут внезапно налетел шквал, фалы были спущены, и паруса взяты на гитовы и закреплены. Тем временем фрегат быстро нагонял суда, которые, распустив все паруса, уходили короткий галсами к берегу. Небо, еще недавно ясное, оделось облаками, солнце скрылось за густыми серыми тучами, волнение быстро усиливалось. Спустя десять минут марсели были взяты на двойные рифы; хлынул проливной дождь, фрегат мчался, вспенивая волны и сотрясаясь под напором парусов. Горизонт так потемнел, что судов не было видно.
— Надеюсь, мы их захватим! — сказал капитан Уильсон.
— Что я вам говорил, — заметил Мартин Гаскойну, — не возьмем мы сегодня призов, будьте покойны.
Мистер Поттифер, стоявший у кабестана, по обыкновению засунув руки в карманы, сказал капитану:
— Боюсь, сэр, что мы больше не можем нести грот.
— Да, — заметил капеллан, — я тоже так думаю.
— С вашего позволения, капитан Уильсон, мы близко к берегу, не пора ли повернуть на другой галс?
— Да, мистер Джонс, и живее спустите грот.
Грот был спущен, и фрегат немедленно выпрямился и перестал зарываться.
— Мы очень близко к берегу, капитан Уильсон; вплотную подошли, пора поворачивать, — повторил штурман.
— Да, да, поверните руль.
Действительно было пора. Пока фрегат описывал круг, делая крутой поворот, они увидели прибой, разбивавшийся о крутой берег на расстоянии каких-нибудь двух кабельтов.
— Я и не думал, что мы так близко. Видит кто-нибудь эти суда?
— Я их не вижу уже четверть часа, сэр, — отвечал сигнальщик, защищая от дождя свою трубку курткой.
— Штурман, куда мы держим?
— Зюйд-зюйд-ост, сэр.
Небо приняло теперь другой вид; белые облака заменились темными мрачными тучами; ветер дул порывами, дождь лил потоками. Было так темно, что в двадцати ярдах от корабля ничего нельзя было различить; то и дело сверкала молния, и гром грохотал непрерывно. Все, кто мог, ушли вниз мокрые, недовольные, разочарованные.
— Вы, я вижу, пророк, Мартин, — сказал Гаскойн.
— Да, именно, — отвечал тот, — но я думаю, что худшее еще впереди. Я помню, мы выдержали, миль за двести отсюда, такой же шторм на «Фаворитке» и чуть было не потонули, когда…
В эту минуту наверху раздался страшный треск, корабль затрясся, точно распадаясь на куски, нижняя палуба наполнилась дымом, и фрегат лег на бок. Все бросились наверх, не зная, что думать, но уверенные, что случилось страшное несчастье.
На палубе все сразу объяснилось. Молния ударила в фок-мачту, которая переломилась на несколько кусков и упала на левый борт, увлекая за собой верхушку грот-мачты и утлегар, оставшаяся часть фок-мачты загорелась и ярко пылала, несмотря на потоки дождя. Когда фок-мачта свалилась за борт, корабль заметался, швыряя людей во все стороны, бросая их с размаха на каронады; весь бок, передняя часть главной палубы и даже часть нижней палубы были усеяны людьми тяжело раненными, убитыми или оглушенными электрическим разрядом. Море бушевало неистово, кругом стояла непроглядная тьма, только обломок мачты пылал, точно факел, зажженный демонами бури; да молния время от времени озаряла фосфорическим светом эту картину разрушения, меж тем как оглушительные раскаты грома не умолкали. Минуту или две царило всеобщее смятение; наконец капитан Уильсон, опомнившись, принялся отдавать распоряжения. Бизань-мачта была срублена, и фрегат медленно выпрямился. Людей, пострадавших при этой катастрофе, стали носить вниз, как вдруг с нижней палубы раздался крик: «горим!» Загорелось в угольной яме и в чулане плотника.
Капитан Уильсон поручил Мартину позаботиться о раненых, штурману вести корабль, мистеру Поттиферу следить за непрерывной передачей воды с верхней палубы, а сам отправился на нижнюю распоряжаться тушением пожара.
— Плохо дело, Джек, совсем не то, что было утром, — сказал Гаскойн.
— Да, — отвечал Джек, — но послушай, Гаскойн, что же нам предпринять? На берегу, если загорится в трубе, в нее засовывают мокрые одеяла.
— Ну, для угольной ямы на корабле этого недостаточно.
— Во всяком случае, это будет полезно, и к тому же покажет наше рвение. Давай собирать одеяла по койкам.
При помощи двух или трех матросов они живо набрали груду одеял, намочить которые не представляло затруднения, так как палуба была залита водой. Сделав это, они потащили их вниз.
— Прекрасно, мистер Изи, прекрасно, мистер Гаскойн, — сказал капитан Уильсон. — Валите их сюда и утаптывайте хорошенько.
Куртки матросов, тушивших пожар, и сюртук капитана были уже пущены в дело с тою же целью.
Изи кликнул остальных мичманов и послал их за новым запасом одеял; но больше их не понадобилось, так как огонь начал угасать. Спустя четверть часа всякая опасность миновала, и люди отправились по своим местам. Трое офицеров и сорок семь матросов пострадали при катастрофе; семеро были убиты; большая часть раненых уже находилась внизу, на попечении доктора, некоторые еще лежали на палубе.
Никто не проявил такой находчивости и мужества во время опасности, как мистер Гаукинс, капеллан. Он был везде, и когда капитан Уильсон явился на место пожара, Гаукинс уже орудовал там, поощряя людей и действуя сам с примерною храбростью. Когда все кончилось, он явился на корму с Мести, оба одинаково черные. Тут он уселся и стал ломать руки.
— Прости мне, Боже! Прости мне, Боже! — повторял он.
— Что с вами, сэр? — спросил Изи. — Кажется, вы ничего худого не сделали, напротив!
— Да, но я ругался, мистер Изи, я сыпал проклятиями, подбадривая людей, — я, священник!
— Право, сэр, — возразил Изи, которому хотелось утешить огорченного капеллана, — я, положим, был там не все время, но я слышал только, как вы говорили: «не робей, молодцы, да благословит вас Бог» и т. п., какие же это проклятия?
— Неужели я так говорил, мистер Изи, — вы уверены в этом? Право, мне кажется, будто я поминал черта и ругал мешкотных, как они заслуживали. Нет, нет, что я? Вовсе не заслуживали… Неужели я действительно благословлял их, только благословлял?
— Да, сэр, — подхватил Мести, заметив, чего хочется Джеку, — от вас только и слышно было: «работайте, молодцы, с Божьей помощью! Спаси вас Бог! Боже, благослови!» И т. д.
— То же и я говорю, — подтвердил Джек.
— Ну, мистер Изи, вы крайне обрадовали меня, — сказал капеллан, — я опасался, что было совсем не то.
Оно и действительно было совсем не то, потому что капеллан ругался, как боцман; но так как Джек и Мести превратили его проклятия в благословения, то бедняк дал себе отпущение и, пожав руку нашему герою, пригласил его в констапельскую пропустить стаканчик грога, не забыв при этом и Мести. Впрочем, на третьем стаканчике Джеку пришлось остановиться, так как кто-то сказал, что капитан желает видеть его и мистера Гаукинса.
Джек отправился наверх и нашел капитана со всеми офицерами на шканцах.
— Мистер Изи, — сказал капитан Уильсон, — я послал за вами, мистером Гаукинсом и мистером Гаскойном, чтобы поблагодарить вас на шканцах за энергию и присутствие духа, проявленные вами в критическую минуту.
Мистер Гаукинс поклонился. Гаскойн ничего не сказал, но подумал, что отпуск для него обеспечен, когда они прибудут в Мальту. Джек хотел было произнести речь на тему о том, что опасность уравнивает всех, даже на борту военного корабля, но сообразил, что время и место вряд ли удобны для прений, и тоже ограничился поклоном. Затем он пошел с остальными в каюту, как вдруг чудовищный вал обрушился на палубу фрегата и смыл всех, кто не успел за что-нибудь ухватиться, вниз. Джек был в их числе и машинально уцепился за первый попавшийся предмет, каковым оказалась нога капеллана, разразившегося проклятиями. Впрочем, он не успел окончить, вода, хлынувшая в окна каюты, так как в суматохе забыли запереть их наглухо, подхватила Джека, капеллана, других моряков и все, что попалось ей навстречу, и понесла их на нижнюю палубу. Тут их неожиданное плавание прекратилось, наконец они кое-как поднялись на ноги и поспешили обратно в мичманскую каюту, которая, хоть и была залита водой, все же казалась спасительной гаванью. Капеллан фыркал и отплевывался, Изи тоже, пока не расхохотался.