Капитан Уильсон и офицеры, оставшиеся невредимыми, поджидали ответа, но тишина ночи внезапно была прервана громким плеском, раздавшимся с носа русского фрегата, находившегося на расстоянии трех кабельтов.
— Что бы это значило! — воскликнул капитан Уильсон. — Он бросает якорь. Мистер Джонс, измерьте глубину.
Через несколько минут мистер Джонс сообщил, что глубина семь фатомов.
— В таком случае я подозреваю, что нам придется еще повозиться, — сказал капитан Уильсон, и не ошибся, так как на вопрос младшего лейтенанта русский капитан сказал по-английски, что он «ответит из орудий»; и прежде чем шлюпка была принята на корабль, русский фрегат повернулся на шпрингах и возобновил огонь по «Авроре».
Тогда капитан Уильсон начал плавать вокруг фрегата, стоявшего на якоре, и отвечать двумя залпами на один; по медленности, с которой фрегат ворочался на шпрингах, ясно было, что на нем осталось очень мало рук, тем не менее упорство русского капитана показало капитану Уильсону, что он скорее пойдет ко дну, чем спустит флаг. Ввиду этого капитан Уильсон решился взять его на абордаж. Открыв продольный огонь, он отошел на некоторое расстояние, вызвал на палубу офицеров и команду, сообщил им о своем намерении, а затем вернулся к русскому фрегату, и когда корабли сцепились, сам повел своих людей на неприятельскую палубу.
Хотя, как и предвидел капитан Уильсон, русский фрегат мог противопоставить нападению лишь очень незначительные силы, но они оказали упорное сопротивление; голос и оружие русского капитана были слышны и видны всюду, и одушевленные его примером матросы не уступали ни шагу; и наш герой, которому посчастливилось остаться невредимым, кинулся на абордаж рядом с капитаном Уильсоном и собирался вступить в неравный бой с русским капитаном, когда мистер Гаукинс, капеллан оттолкнул его и бросился вперед. Последовал упорный поединок; наконец, сабля мистера Гаукинса переломилась, он швырнул эфес в лицо своему противнику, ринулся на него, и оба покатились в люк. После этого палуба была взята, и фрегат оказался в руках англичан. Мистера Гаукинса и русского капитана подняли без чувств, но живыми, хотя оба были залиты кровью, струившейся из ран.
Целые сутки понадобилось на то, чтобы исправить главные повреждения «Авроры» и захваченного корвета, разместить раненых и пленных и очистить корабли от трупов и следов резни. Только к вечеру следующего дня «Аврора» могла тронуться в путь, ведя за собой на буксире «Трезубец» — так назывался русский фрегат.
В этом кровопролитном столкновении «Трезубец» потерял более двухсот человек убитыми и ранеными. Потери «Авроры» не были так велики, но все-таки значительны: шестьдесят пять матросов и офицеров. В числе убитых были штурман мистер Джонс, третий лейтенант мистер Аркройд и двое мичманов. Старший лейтенант получил тяжелую рану в самом начале битвы. Старший мичман Мартин и Гаскойн тоже были ранены, первый смертельно, второй тяжело. Наш герой получил легкую рану кортиком, заставившую его некоторое время носить руку на перевязке.
В числе раненых матросов был Мести, задетый осколком раньше, чем «Трезубец» был взят на абордаж; но он остался на палубе и следовал за нашим героем, защищая и охраняя его с чисто отеческой заботливостью. Мало того, он и Джек заслонили капитана Уильсона, когда тот получил такой сильный удар саблею плашмя, что на минуту потерял сознание и опустился на колени. Джек позаботился о том, чтобы эта услуга со стороны Мести не осталась неизвестной капитану.
— Но ведь, кажется, и вы были с Мести, когда он оказал мне эту услугу? — заметил капитан.
— Я был с ним, сэр, — ответил Джек. — Но пользы от меня было немного.
— А ваш приятель Гаскойн, как его дела?
— Не слишком плохи, сэр, — он требует стакан грога.
— А Мартин?
Джек покачал головой.
— Однако же, доктор говорил, что он может поправиться.
— Да, сэр, и я говорил это Мартину; но он ответил, что мы напрасно обнадеживаем его — он думает иначе.
— Постарайтесь успокоить его, мистер Изи; скажите, что я уверен в его повышении.
— Я ему говорил, сэр, но он не верит. Он не поверит, пока не увидит подписанного патента. Я думаю, что предварительное назначение с вашей стороны помогло бы ему вернее всяких лекарств.
— Он получит его завтра утром. А видели вы мистера Поттифера? Боюсь, что ему очень плохо.
— Очень плохо, сэр; и становится хуже с каждым днем, а между тем его рана сама по себе не так уж тяжела и, по-видимому, не грозит опасностью жизни.
Этот разговор происходил между Джеком и капитаном за завтраком, на третье утро после битвы.
На следующий день Изи отнес и вложил в руки Мартину назначение.
— Это только предварительное назначение, Джек, — сказал тот, пробежав его глазами, — может быть его не утвердят.
Джек клялся всеми статьями военного устава, что этого не может быть; но Мартин стоял на своем.
— Нет, нет, — повторял он, — я знаю, что мне нет удачи. Если оно не будет утверждено, я, может быть, останусь в живых; но если его утвердят, то я, наверное, умру.
Все подходили к койке Мартина и поздравляли его с повышением; но на седьмой день после битвы останки бедняги были опущены в море. За ним последовал мистер Поттифер, старший лейтенант, который, несмотря на свои раны, ухитрился достать коробку с универсальным лекарством и, прежде чем то обнаружилось, успел проглотить такое количество этого снадобья, что однажды утром его нашли мертвым. Дюжины две пустых бутылочек оказались у него под подушкой и под матрацем. Руки его не были засунуты в карманы, когда его хоронили, так как им придали надлежащее положение, зашивая его в койку.
ГЛАВА XXVI
из которой видно, что и в области филантропии не следует действовать спустя рукава
Спустя три недели «Аврора» с своим призом на буксире прибыла в Мальту. Раненые были отправлены в госпиталь, а храбрый русский капитан оправился от ран почти одновременно с капелланом, мистером Гаукинсом.
Джеку, который постоянно навещал капеллана, стоило большого труда утешить его. Он воздевал руки и осыпал себя горькими упреками.
— О! — восклицал он. — Дух бодр, плоть же немощна. Я, служитель Божий, как меня называют, которому надлежало оставаться внизу с лекарями, утешая раненых, я пошел на палубу и принял участие в резне. Что со мною будет?
Джек старался утешить его, ссылаясь на то, что в старые времена не только священники, но и епископы надевали латы и принимали участие в боях. Тем не менее, душевное состояние мистера Гаукинса сильно замедляло его выздоровление. Когда он встал с постели, Джек познакомил его с русским капитаном, который тоже только что оправился от ран.
— Я рад обнять такого храброго офицера, — сказал русский, обнимая капеллана и целуя его в обе щеки. — В каком он чине? — прибавил он, обращаясь к Джеку, который спокойно ответил:
— Это наш корабельный священник.
— Священник? — с удивлением повторил капитан, меж тем как Гаукинс отошел в смущении. — Священник — par exemple! Я всегда уважал церковь… Скажите, пожалуйста, — прибавил он, обращаясь к Джеку, — у вас всегда священники водят людей на абордаж?
— Всегда, сэр, — отвечал Джек, — это правило службы — священник обязан вести людей в царство небесное. Так гласит девяносто девятая статья нашего военного устава.
— Вы воинственная нация, — сказал русский, поклонившись Гаукинсу и возобновляя свою прогулку, не слишком довольный тем, что его свалил с ног пастор.
Мистер Гаукинс некоторое время оставался неутешным, а затем перешел на сушу, где его застарелые привычки не грозили ему такими соблазнами.
«Авроре» снова пришлось отправиться в док и чиниться, что потребовало довольно продолжительного времени, в течение которого капитан Уильсон послал рапорт адмиралу и получил ответ. Адмирал, поздравляя его с блестящим успехом, поручил ему, когда он будет готов, отправиться в Палермо, с важными депешами к тамошним властям а, дождавшись там ответа, вернуться на Мальту, и, забрав людей, оставленных в госпитале, присоединиться к тулонской эскадре. Узнавши об этом, наш герой был в восторге при мысли о свидании с Агнесой и ее братьями. Еще раз «Аврора» вышла из Валетской гавани и направилась при попутном ветре по голубым волнам. К вечеру ветер усилился и заставил их взять марсели на двойные рифы.