На этом они расстались, и около пяти часов пополудни Джек и его товарищи были в усадьбе дона Ребьеры. Джек соскочил с лошади и бросился в дом, за ним Гаскойн. Они застали всю семью в гостиной; она не подозревала о грозившей ей опасности и была изумлена и обрадована появлением старых друзей. Джек бросился к Агнесе, которая вскрикнула при виде его и едва не лишилась чувств, так что он должен был поддержать ее. Когда она оправилась, наш герой поздоровался со стариками и молодыми офицерами. После первых приветствий он поспешил сообщить им причину своего посещения.
— Дон Сильвио и полтораста каторжников выпущены вчера вечером на берег! — воскликнул дон Ребьера. — Вы правы; я удивляюсь, что они до сих пор не явились сюда, но я жду Педро из города; он повез туда вино и привезет нам новости.
— Во всяком случае нам следует приготовиться, — сказал дон Филипп. — Вы говорите, солдаты будут здесь завтра утром?
— Пресвятая Дева! — воскликнули дамы в ужасе.
— Сколько нас всего? — спросил Гаскойн.
— У нас пять человек прислуги, — отвечал дон Филипп, — все хорошие люди. Кроме того, мой отец, мой брат и я.
— А нас трое, с проводником четверо, но его мы совсем не знаем.
— Итого двенадцать — не слишком много; но я думаю, что если мы приготовимся как следует, то можем продержаться до утра.
— Не лучше ли нам уехать в Палермо, предоставив им разграбить дом? — сказал дон Ребьера.
— Они могут напасть на нас на дороге, а в открытом поле нам с ними не справиться, тогда как здесь мы в более выгодном положении! — возразил дон Филипп.
— Evero, — задумчиво отвечал дон Ребьера. — Если так, то надо приготовиться, так как, разумеется, дон Сильвио не упустит такого удобного случая отомстить. Пойдем же, посмотрим, какие у нас средства защиты.
ГЛАВА XXVII
в которой осажденные подымаются все выше и выше, и только прибытие солдат избавляет их от поднятия на небо
Дон Ребьера с сыновьями вышли из комнаты. Гаскойн стал беседовать с синьорой, а Джек воспользовался случаем, чтобы поговорить с Агнесой. Он подошел к ней и спросил вполголоса, получила ли она его письмо?
— О, да, — отвечала она, краснея.
— И вы не рассердились на то, что я писал?
— Нет, — отвечала она, опуская глаза.
— Я повторяю то, что я писал, Агнеса, — я никогда не забывал вас.
— Но…
— Но что?
— Отец Томазо…
— Что же он?
— Он никогда не согласится.
— На что не согласится?
— Он говорит, что вы еретик.
— Скажите ему, что это его не касается.
— Он имеет большое влияние на моего отца и мать.
— Зато ваши братья на нашей стороне.
— Я знаю это, но все-таки представляются большие затруднения. Мы разной веры. Пусть он поговорит с вами, он обратит вас.
— Мы обсудим этот пункт, Агнеса. Я обращу его к здравому смыслу; если же нет, то не стоит рассуждать с ним. Где он теперь?
— Он скоро придет.
— Скажите, Агнеса, если бы это зависело от вашей воли, вы бы пошли за меня?
— Не знаю; никто мне не нравился так, как вы.
— И это все?
— Разве этого недостаточно со стороны девушки? — возразила Агнеса, взглянув на него с упреком. — Синьор, оставьте меня, отец…
Тем не менее Джек заметил, что синьора, занятая разговором с Гаскойном, не смотрит на них, и прижал ее к груди.
Вернувшиеся джентльмены притащили с собой все огнестрельное и холодное оружие, какое только могли найти.
— Боевых запасов довольно, — заметил дон Филипп, — чтобы вооружить всех нас.
— Мы тоже хорошо вооружены, — отвечал Джек, оставив Агнесу, — какой же ваш план защиты?
— Мы должны его обсудить. Кажется…
Но в эту минуту разговор был прерван внезапным появлением Педро, посланного с вином в соседний городок.
— Как, ты уже вернулся, Педро?
— О, синьор! — воскликнул слуга. — Они отняли тележку и вино и утащили с собой в горы.
— Кто? — спросил дон Ребьера.
— Галерные каторжники, которых выпустили на волю, и кроме того они натворили Бог знает сколько бед. Они ворвались в дома, забрали все оружие, вино и провизию, какую только могли унести с собой, оделись в наилучшее платье и ушли в горы. Это было ночью. Я встретился с ними за милю от города. Они отняли у меня тележку, повернули волов и погнали вместе с остальными, и я слышал, синьор, что они упоминали ваше имя.
— Я так и думал, — отвечал дон Ребьера, — они будут здесь, Педро, и мы должны защищаться — поэтому позови людей, я должен поговорить с ними.
— Не видать нам больше наших волов, — вздохнул Педро.
— Да, но нам и друг друга не видать, если мы не примем меры. Ступай же, Педро, выпей стакан вина и позови других людей.
Дом был укреплен, насколько позволяли обстоятельства; вход в первый этаж забаррикадирован шкалами и ящиками. Верхний этаж или, вернее, полуэтаж был укреплен таким же способом, чтобы в случае крайности перейти в него.
К восьми часам вечера все было готово. Последние меры предосторожности приводились в исполнение под руководством Мести, который оказался очень искусным инженером, как вдруг послышался шум приближающейся толпы. Они выглянули в окно и увидели, что дом окружен каторжниками, которых было человек сто. На них были самые фантастические костюмы, у иных имелось огнестрельное оружие, но большинство было вооружено ножами или шпагами. За ними тянулся целый обоз: телеги и экипажи всякого рода, нагруженные провизией, вином, сеном и соломой, матрацами и парусиной для палаток — всем, что требуется для жизни в горах. Они гнали с собой также значительное количество скота. По-видимому, они повиновались вожаку, который раздавал приказания. Защитники дома узнали в нем дона Сильвио.
— Масса Изи, покажите мне этого человека, — сказал Мести, слышавший разговор Изи с доном Ребьера. — Только покажите мне его.
— Вон он стоит, Мести, с мушкетом в руках, на нем куртка с серебряными пуговицами и белые панталоны.
— Вижу, дайте взглянуть хорошенько — теперь довольно.
Дон Сильвио, очевидно, старался окружить дом так, чтобы никто не мог ускользнуть.
— Нэд, — сказал Джек, — надо нам показаться ему. Он говорил, что уведомит дона Ребьеру о нашем прибытии, — покажем ему, что он опоздал.
Джек немедленно отворил окно и крикнул громким голосом:
— Дон Сильвио! Каторжник! Дон Сильвио!
Дон Сильвио оглянулся и увидел Джека, Гаскойна и Мести у окна в верхнем этаже.
— Вам нет надобности сообщать о нашем прибытии, — крикнул Гаскойн, — мы готовы вас принять.
— А через три часа придут солдаты, поэтому поторопитесь, дон Сильвио, — прибавил Джек.
— Arivederci! — закончил Гаскойн, разряжая пистолет в дона Сильвио.
Окно было немедленно закрыто. Появление наших героев произвело известное впечатление. Часть каторжников не захотела нападать на людей, которые оказали им такую услугу, и ушла, отделившись от толпы. Остальные были напуганы сообщением об ожидаемых солдатах. Однако же человек восемьдесят остались с доном Сильвио, который убедил их, что войска не могут прибыть так скоро, и что они успеют взять дом и завладеть несметным богатством, будто бы находящимся в нем.
Попытки выломить дверь кончились неудачей: потеряв несколько убитых и раненых, осаждающие принуждены были отступить. Они раздобыли длинное бревно; шестьдесят человек подняли его на плечи и с разбега ударили им в дверь, сорвали ее с петель и таким образом проникли в сени. Но тут они встретили баррикады на лестнице; осажденные оставили для себя бойницы и открыли огонь по осаждающим, ответные выстрелы которых оставались недействительными, так как им приходилось стрелять наудачу. Упорная битва продолжалась более двух часов; осаждающие несколько раз отступали, но поощряемые доном Сильвио и почерпая мужество в вине, возвращались и шаг за шагом разрушали баррикады.
Было уже совсем темно, но осада продолжалась с прежним ожесточением. Наконец, стало очевидно, что баррикады долго не выдержат: тяжелые вещи, которыми загородились осажденные, одна за другой разбивались осаждающими. Решено было отступить во второй этаж, куда с самого начала удалились дамы; и вскоре каторжники овладели первым этажом, ожесточенные сопротивлением, опьяненные вином и победой, но ничего не нашедшие.