От одной ошибки к другой на пути к катастрофе
Итак, допустив грубейшие просчеты в оценке обстановки и раскладе сил, Багдад поддался соблазну и вторгся в Кувейт. Реакция была незамедлительная и совершенно определенная. Казалось бы, ошибиться в ее смысле было нельзя. Однако со стороны Багдада последовала целая серия шагов, еще больше усугубивших его положение.
Начнем с того, что после захвата Кувейта ничто не мешало Багдаду выждать, осмотреться, проанализировать происходящее и уже только после этого, взвесив все «за» и «против», решать, как действовать дальше. Здравый смысл требовал серьезнейшим образом отнестись и к первому основополагающему решению Совета Безопасности, и уж тем более ко второму, введшему экономические санкции, и сделать вывод, что противостоять всему мировому сообществу – дело заведомо проигрышное. Возможностей у Багдада красиво обставить свое отступление от задуманного было на тот момент хоть отбавляй. Существовала даже перспектива кое-что для себя приобрести через последующие переговоры с правительством ас-Сабахов. Вместо этого Багдад сбросил с себя маску поборника «свободного» Кувейта и объявил о его аннексии, фактически отрезав (или во всяком случае сильно политически затруднив для себя) пути отхода. Шаг, удививший своим вызывающим характером, а также своей иррациональностью как по существу, так и в отношении выбора момента. Багдад не только сам устраивал себе западню, но и автоматически еще сильнее восстанавливал против себя окружающий мир, представ не просто стороной, пошедшей вопреки международному праву на применение силы, но и захватчиком чужого.
Помню, что меня очень удивляло спокойное безразличие, с которым в Багдаде относились к реакции в мире на его действия. Что это было – азарт игрока, пошедшего ва-банк, зашоренность видения, вера в непогрешимость собственного суждения, высокомерное пренебрежение к мнению других, неспособность признаться самим себе в совершаемой ошибке или причудливая смесь всех этих и других элементов? Содержание бесед с Тариком Азизом, с Саадуном Хаммади и разговоры с иракскими руководителями государственных деятелей других стран, о которых нам становилось известно, давали основания для любого из этих предположений. Так или иначе каждым новым своим шагом Багдад нагромождал одну ошибку на другую, все сильнее загоняя себя в угол. Чего стоило, скажем, взятие иностранных заложников и размещение их на военных объектах, вторжения в резиденции послов и осада посольств в Кувейте, разграбление страны, произвол и издевательства над кувейтянами, угрозы уничтожить все нефтепромыслы в зоне Залива, использовать химоружие и т.п. Эти действия сплачивали антииракскую коалицию, множили ее ряды, укрепляли впечатление, что образумить Багдад можно только силой.
Положим, что на самом первом этапе конфронтации, когда МНС еще только начинали дислоцироваться на Аравийском полуострове, в Багдаде могли думать, что все ограничится мерами по защите Саудовской Аравии, и не просчитывали дальше этого. Соответственно и вели себя, бросая Совету Безопасности один вызов за другим. Но когда Вашингтон объявил об увеличении американского контингента в зоне Залива еще на 200 тысяч человек, разве не стало яснее ясного, к чему идет дело? Да и мы это не раз втолковывали иракскому руководству и в Москве, и в Багдаде, прямо предупреждая о приближении войны и неминуемом разгроме Ирака. Почему же Багдад уперся?
Напрашивается несколько объяснений. Во-первых, не исключено, что в Багдаде расценивали военные приготовления США и их союзников преимущественно как акции устрашения, считали угрозу перехода МНС к военным действиям блефом. Иначе говоря, до какого-то момента, игнорируя все свидетельства об обратном, считали, что Буш не решится пустить в ход оружие из опасений неприемлемых потерь. Кое-кто из числа бывших министров обороны США и отставных генералов предрекали американские военные потери в 20-30 тысяч человек и даже больше. Со своей стороны Багдад, стараясь подпитывать такие опасения, стращал применением химического оружия, ракетными ударами, терактами и огромными материальными разрушениями в регионе.