Во-вторых, определенные выводы могли делаться в Багдаде из особенностей внутренней обстановки в самих США, где президенту-республиканцу противостоял конгресс, который контролировали демократы. К тому же в американских СМИ в то время можно было встретить немало критики в адрес республиканской администрации. Особенно острые дебаты шли вокруг возможного использования против Ирака силы. Разноголосица в прессе была значительной. Нередко вообще ставилось под сомнение, должны ли американские парни проливать кровь ради восстановления власти ас-Сабахов. Посольство Ирака в Вашингтоне, надо думать, исправно доносило в Багдад прежде всего такую информацию, порождая этим самым надежды и иллюзии. В Багдаде вполне могли уповать на то, что соображения межпартийного соперничества лишат Буша поддержки законодателей в вопросе о военной акции против Ирака, а идти на нее в одиночку Буш остережется.
В-третьих, в Багдаде могли делать ставку на непрочность коалиции, и сами старались ее расшатать, используя, в частности, проблему заложников. Слабым ее звеном считали Францию, наблюдая за публичными метаниями Миттерана и уповая на Шевенмана. Зигзаги Кремля тоже, конечно, не оставались незамеченными, как и проиракские выступления депутатов из группы «Союз» и некоторых других. Пытался Багдад затеять закулисный торг и с Саудовской Аравией. Делались также жесты в отношении некоторых других стран.
В-четвертых, расчет мог делаться на фактор времени, которое в определенном смысле и в самом деле работало на Багдад. С одной стороны, приближался период, неподходящий для войны из-за рамадана, хаджа и плохих погодных условий. С другой стороны, с каждым днем у коалиции множились финансовые и другие издержки, связанные с содержанием МНС в зоне Залива, на которые тратились миллиарды долларов. В Багдаде могли предположить, что если войну удастся оттянуть до февраля – марта, то ее может не случиться вообще.
Ни один из этих расчетов не оправдался. Буш получил, хотя и не без труда, поддержку конгресса; коалиция, хотя и не проявила себя монолитом, но устояла; французы в последний моменты отказались от фронды и даже с первых часов стали участвовать в воздушных ударах. Рухнула и ставка Багдада на то, чтобы втянуть Израиль в войну и таким способом придать ей новое качество. И, наконец, ни одно арабское государство, как мы и предупреждали Багдад, не пришло ему на помощь, а реакция «арабской улицы», вопреки уверениям Тарика Азиза, оказалась вполне умеренной.
Все эти провалы расчетов Багдада случились не сами собой. Каждый из них стал результатом больших целенаправленных усилий со стороны администрации Буша, других участников коалиции. Сыграло свою роль и общее состояние мирового общественного мнения, которое чем дальше, тем больше склонялось в пользу применения против Ирака силы.
Когда же воздушная война против Ирака стала фактом, грубейшей ошибкой Багдада было упорствование в отказе покинуть Кувейт. Возможно, руководство Ирака на самом деле питало иллюзии, что на суше у него пойдут дела лучше, чем в воздухе. Общеизвестно, что до того, как началась воздушная фаза, Багдад уверял, что война на земле будет долгой и сопровождаться для американцев крупными людскими потерями. Неизвестно, верили ли в это в Багдаде или это была только поза. Ведь воздушная фаза уже в первые недели фактически предрешила скоротечность и легкость для коалиции наземной операции. Если это в Багдаде не поняли, значит, таков был уровень высшего военного командования. Если, напротив, хорошо все понимали, то, спрашивается, зачем надо было тогда жертвовать десятками тысяч иракцев и ставить государство на грань выживания? Если верно второе, то мотивация скорее всего кроется в соображениях сугубо личного порядка, так как общественный интерес требовал принципиально другого подхода. Однако в странах, где власть сосредоточена в руках одного человека, нередко бывает так, что собственное эго лидера перевешивает все остальное. И просчеты там также не редки и велики именно потому, что все решает один человек. Как это бывает, мы знаем из нашей собственной истории. Так стоит ли удивляться, что действия Багдада с августа 1990 года по февраль 1991 года ознаменовались длинной чередой непростительных ошибок. В тех же случаях, когда Багдад под воздействием обстоятельств шел на некоторые подвижки, он делал это с большим опозданием и не в том объеме, как требовала обстановка.
Между тем все могло быть совершенно иначе, прислушайся Саддам Хусейн к советам Москвы. Остается только сожалеть, что случилось именно так, как случилось, и сочувствовать кувейтянам, иракцам и всем другим пострадавшим.