Для сотрудников МИД каждодневная работа с представителями зарубежных государств – дело привычное. Однако в горбачевский период вместе с гласностью, свободой прессы, резко активизировавшейся общественной жизнью добавилось весьма существенное направление, требовавшее от мидовского руководства все большего внимания – работа с депутатским корпусом. Ушли в прошлое времена, когда Верховный Совет СССР заседал всего несколько раз в году, когда не было ни парламентских слушаний, ни подковыристых депутатских запросов, ни критики внешней политики с парламентской трибуны или в депутатских заявлениях для прессы и телевидения. Теперь ситуация была совершенно другой.
Не удивительно, что в этих условиях развертывавшийся кувейтский кризис не мог не вызывать у депутатов живого интереса, тем более что и отечественная пресса его подстегивала, освещая и интерпретируя события с самых разных политических позиций. Если «Известия», «Труд», «Комсомольская правда», «Новое время» писали о кризисе, как правило, взвешенно, то «Советская Россия» и «Литературная Россия» заняли, можно сказать, стопроцентно проиракскую позицию. Где-то близко к ним нередко стояла и «Красная звезда». Вот и получалось так, что с жалобами на «тенденциозность» советских СМИ в МИД приходил то иракский посол, то кувейтский, а был случай, когда в один и тот же день ко мне явились оба. Приходилось объяснять, что МИД и правительство тут ни при чем, что прессой они не руководят, что времена в этом плане изменились и послам надо исходить из новых реалий.
Следует добавить, что в 1990 году в СССР уже вовсю шел политический накат на Горбачева как по линии внутренней, так и внешней политики и что в начавшейся внутрипартийной грызне шли в ход самые разные приемы. Все это отражалось на поведении депутатского корпуса, где порой и инициировались политические интриги. Так что внешней политике при М.С. Горбачеве тоже перепадало немало шишек. Не стала в этом смысле исключением и линия СССР в кувейтском кризисе. Особенно активничали по этой части два народных депутата полковники – Алкнис и Петрушенко.
Впервые официально кувейтский кризис стал предметом обсуждения в Верховном Совете СССР в конце августа, когда его Комитет по международным делам решил заслушать МИД по этому вопросу. Выступить было поручено мне.
На заседании, состоявшемся 30 августа, помимо членов упомянутого комитета присутствовало и много членов других комитетов Верховного Совета и комиссий его палат, и в помещении, я бы сказал, яблоку негде было упасть. Дело было, конечно, не во мне, а в теме. Я выступал минут 30, и еще больше времени заняли ответы на вопросы. Думаю, депутатов подкупило то, что я говорил без бумажки, не обходил острых углов и, как бы рассуждая вслух, побуждал и их следить за ходом мысли, убеждая в безальтернативности курса, который в создавшихся условиях проводило советское правительство. Были острые вопросы, в основном от военных, в частности генерала армии В.Н. Лобова (их, похоже, больше всего волновало появление американских войск к югу от наших границ, но и положение Ирака было тоже отнюдь не безразлично).
Принятым Комитетом решением я остался доволен. В нем говорилось: «Участники заседания подчеркнули, что позиция СССР с самого начала была высоко моральной и получила полную поддержку советской общественности. Депутаты решительно высказались за политическое урегулирование кризиса и настоятельную необходимость предотвращения военного конфликта, выразили серьезную озабоченность усилением военного присутствия, прежде всего США, в регионе. Члены Комитета рекомендовали правительству СССР рассмотреть вопрос о целесообразности отзыва советских специалистов из Ирака». Последнее положение было очень кстати, так как со стороны ряда ведомств еще ощущалось глухое сопротивление сокращению числа своих представителей в Ираке, хотя тучи там явно продолжали сгущаться. Словом, я мог считать, что мое первое появление перед депутатами сошло удачно.
Совершенно неожиданно оно имело небезынтересные последствия. Слушания по идее были закрытыми, и поэтому обмен мнениями был вполне откровенным и вещи назывались своими именами. Оказалось, однако, что среди присутствовавших находился корреспондент ТАСС, который в тот же вечер выпустил в свет свой отчет, привлекший к себе повышенное внимание многих зарубежных СМИ, в том числе американских. И уже на следующее утро (31 августа) в «Нью-Йорк таймс» появилась статья под заголовком «Советы высказывают свою первую критику американского присутствия в Заливе». В ней говорилось, что после первых двух недель спокойного наблюдения за развертыванием войск США в Саудовской Аравии Москва бросает ему резкий вызов, ставя вопрос, не нацелено ли оно на то, чтобы обзавестись там постоянным плацдармом. «Г-н Белоногов, – сообщала газета, – являющийся одним из основных архитекторов сотрудничества Москвы с Западом в усилиях обратить вспять состоявшийся захват Ираком Кувейта, заявил, что Советский Союз никогда не одобрял развертывание американских войск в Саудовской Аравии». «По сообщению ТАСС, г-н Белоногов заявил: «Наращивание американских войск не может нас радовать ни в краткосрочном плане, так как обстановка становится более взрывоопасной, ни в долгосрочном, поскольку нет гарантий того, что Соединенные Штаты покинут Саудовскую Аравию по окончании кризиса». Вся статья была построена вокруг этих высказываний, а также ссылки на приведенные в тассовском сообщении слова генерала Лобова на тех же слушаниях о том, что сосредоточение десятков тысяч военнослужащих США в зоне Залива меняет общий баланс вооруженных сил и возможно отражает намерения Вашингтона создать военную группировку на южном фланге СССР. Автор статьи расценивал эти наши высказывания как стремление Кремля дистанцироваться от американской политики в регионе.