Было также решено внести предложение приостановить поставки Ираку советского оружия. Этот вопрос возник, можно сказать, автоматически. Так уже бывало раньше, когда Багдад использовал советское оружие не в целях обороны. Поставки советского оружия приостанавливались в 1975 году в связи с тем, что оно применялось Багдадом внутри самого Ирака против курдов. В 1980 году, когда иракские войска вторглись в Иран и стали проводить там наступательные операции, СССР также ввел мораторий на поставки в Ирак оружия, который действовал почти два года. Поставки возобновились лишь после того, как Иран отбросил назад иракские войска и последние перешли к обороне собственной территории. В таком подходе не было ничего антииракского – это всего лишь применение к конкретной ситуации стандартной позиции СССР, состоявшей в том, что советское оружие поставляется только в оборонительных целях, о чем наши партнеры всегда прекрасно знали.
Не скрою, как только поступила информация о массированном иракском вторжении, лично у меня появилось очень неприятное ощущение, что Багдад вновь крупно «подставил» Москву, использовав советское оружие в неправедных целях. Уже на следующий день стало, например, известно, что в марш-броске на Кувейт главная роль была отведена советским танкам «Т-72». А когда купленное или полученное в кредит иностранное оружие используется в нарушение международной законности, это, хочешь – не хочешь, бросает тень на благоразумие поставщиков. Неудивительно, что в Москве не могли разделить восторги багдадского радио не только потому, что учинять военное насилие над малой и почти безоружной страной – это плохо, но и потому, что для этой цели было использовано советское оружие.
Забегая чуть вперед, скажу, что на следующий день, то есть 3 августа, все наши центральные газеты опубликовали сообщение, в котором было сказано: «В обстановке, сложившейся в связи с вторжением вооруженных сил Ирака в Кувейт, в Советском Союзе принято решение приостановить поставки Ираку вооружений и военной техники». Это был шаг большого политического и военного значения. Характерно, что в зарубежной прессе, в частности, американской, сообщения о нем были напечатаны на первых полосах.
Когда Э. Шеварднадзе, вернувшись из Иркутска в Москву, прибыл в МИД, у нас уже был готов набор проектов первоочередных документов. С появлением министра мне сразу стало внутренне легче. И уж совсем ободрило то, что сделанные нами заготовки были им одобрены без существенных поправок. Проведенные министром совещания показали также высокую степень согласия мидовских специалистов в том, как в этой ситуации должен действовать Советский Союз. Порадовало и то, что предложения, представленные министром в Крым М.С. Горбачеву, получили полное понимание и поддержку президента.
Среди них был и текст заявления советского правительства, немедленно распространенный 2 августа через электронные СМИ и опубликованный на следующий день в печати. Сообщая о вторжении войск Ирака на территорию Кувейта, заявление подчеркивало, что никакие спорные вопросы не оправдывают применение силы, и что такое развитие событий в корне противоречит интересам арабских государств, создает дополнительные препятствия на пути урегулирования конфликтных ситуаций на Ближнем Востоке, идет вразрез с позитивными тенденциями оздоровления международной жизни. Советское правительство, говорилось в заявлении, убеждено, что ликвидации возникшей опасной напряженности в Персидском заливе способствовал бы «незамедлительный и безоговорочный вывод иракских войск с кувейтской территории. Суверенитет, национальная независимость и территориальная целостность Государства Кувейт должны быть полностью восстановлены и ограждены».
Эти положения правительственного заявления, которые я привел почти дословно, составили основу позиции СССР в отношении кувейтского кризиса. Отдельные элементы этой позиции потом уточнялись и развивались, но главная идея – возвращение к статус-кво через уход иракских войск из Кувейта и восстановление и ограждение суверенитета, независимости и территориальной целостности этого государства – полностью сохранила свою силу вплоть до конца кризиса.
Она же стала стержнем нашей позиции в ООН при рассмотрении там его различных аспектов.
Решение Совета Безопасности ООН
Примерно в те же часы, когда в Москве в первой половине дня кипела работа по сбору первичной информации, ее оценке и подготовке проектов документов, в штаб-квартире ООН тоже бурлила жизнь с той, однако, разницей, что в Нью-Йорке время было ночное. Мне легко представить себе, как там все происходило, так как за четыре года работы на посту представителя СССР в Совете Безопасности я хорошо узнал не только ооновский механизм и действующие в нем правила, процедуры и обычаи, но и конкретных людей, которым теперь предстояло принимать от лица мирового сообщества соответствующие решения. Вот как развивались события там.