Мариам, так назвала Джейми девочку через пару часов. Сильное баратеоновское имя, потому что такой девочкой она и была. Она никогда не будет похожа на нее, понимала Джейми, и часть ее страдала по этому. С другой стороны, возможно, она ощущала бы себя хуже, если бы это был сын. Сын никогда не был бы по-настоящему ее. Он был бы будущим королем, наследником Железного Трона, мальчиком своего отца.
Мариам не была мальчиком своего отца. Он почти не попытался скрыть неудовольствие, что родилась дочь, хотя и говорил настойчиво, что и правильно, что первой родилась девочка, перед сыновьями. Джейми не хватало ни терпения, ни времени, на то, чтобы примирить его с случившимся. Помимо всего, нее очень болели груди, все тело было таким, словно ее сбросили с лошади, она взрывалась чаще, чем за весь почти год их брака, и казалось, ее мужа это полностью выбило из колеи, потому что он явно считал, что она способна ощущать исключительно только веселье и страсть.
Они ссорились, громко, и то, что ходили слухи, что получив ворона, что у него родилась дочь, а не сын, король пошел за утешением к одной из своих хорошеньких кузин Эстермонт, делу не помогало. Джейми теперь впервые увидела, как ведет себя Роберт, когда выходит не так, как он ожидал: мрачно, капризно, как обиженный ребенок, которую не подарили обещанный подарок.
Он с нетерпением ожидал, что она снова станет такой, какой была до рождения Мариам, что будет радостно ожидать его в постели, чтобы дать ему сына. Джейми понимала, что это будет нужно сделать в следующие годы, но она не собиралась немедленно снова беременеть. Прежде всего, ей вообще не хотелось ни с кем заниматься любовью, тем более, что нужно было заботиться и кормить ребенка.
Она любила Мариам, подумала она, более чистой любовью, чем кого-то еще. Мариам была невинной и совершенной. Она ничего не знала о мире и его жестокости. Джейми твердо решила, что она ни в чем не будет нуждаться, и никогда не пройдет через то, что пришлось пройти ее матери, не почувствует себя покинутой или использованной, снова и снова, и снова.
Роберт относился к девочке ласково, он точно не помыкал ею или выказывал ей недовольство, но Джейми знала, что он не чувствовал то же, что она. Может быть он и был рад, что у него дочь, похожая на него, но Мариам не была сыном, которого он себе представлял. Он был разочарован, а когда Роберт разочаровывался, он развлекался выпивкой, охотой и женщинами, всем тем, что ему так нравилось.
Вначале Джейми была готова не обращать на это внимания. Она понимала, что он пойдет к шлюхам, раз ему недоступна жена. Если бы только он был скрытным, незаметным, если бы относился к ней с уважением, она была уверена, что точно не стала бы обращать внимание.
И все же, скрытность не была сильной стороной ее мужа, и пусть он никогда не позорил ее и не насмехался над ней на людях, когда она впервые зашла в его комнату с пятимесячной Мариам на руках, и обнаружила короля в обществе двух девок из таверны, ее крики чуть не обрушили башню.
Она не ненавидела Роберта. Это не было личным. Он тоже не ненавидел ее. Но любой шанс на то, что их брак стал бы чем-то более глубоким, личным… Джейми чувствовала, что это испарилось, угасло пламя, из-за его поведения после рождения их первого ребенка.
Может быть, если бы она родила ему сына, все было бы по-другому.
Но все же Джейми сомневалась в этом. В начале их брака Роберт холил и лелеял ее, потому что она была легкой на подъем, веселым отвлечением от его горестей. От горестей их обоих. Но ее образ померк в его глазах, когда она стала слишком беременной, чтобы привечать его в постели, а потом не сумела родить ему сына, которого он ждал с таким нетерпением.
А Роберт, быстро поняла Джейми, не интересовался вещами, если они теряли для него былую привлекательность. Она больше не была ему желанна, потому что он увидел ее такой, какой она была на самом деле, злобной, нетерпеливой, иногда яростной – и то же случилось с ней.
Она старалась отвлечься, балуя Лизу, которая родила Сериону сына, которого он так отчаянно хотел, когда Мариам было полгода. Роды были достаточно легкими.
– Легче, чем с Джоанной, – со слабой улыбкой сказала ей Лиза, сжимая в руках маленького ребенка. Серион церемонно прикоснулся губами ко лбу жены, словно она сама была ребенком, которым он гордился, и назвал малыша, с такими же светлыми волосами и счастливой улыбкой, как у него, Герольдом.
Джейми явно дала понять брату, что не хочет видеть его рядом со своей дочерью, и он не спорил. Она подозревала, что он терпел существование Мариам, потому что она была дочерью, а не сыном, наверняка он испытывал извращенное удовольствие от мысли, что у Роберта до сих пор не было наследника, а у него был. Каждый раз, когда он смотрел на нее, она видела это в его глазах, словно он говорил: “Видишь? Думала, что избавилась от нас с отцом, а теперь тобой управляет другое чудовище”.
Он был прав. Но она все равно предпочитала пьяные выкрики Роберта холодному молчанию Тайвина. По крайней мере, когда Роберт был зол, он четко давал тебе об этом знать. Ее муж не стал бы молча ждать и плести интриги. Если она расстраивала его, то тут же это узнавала. Джейми редко отказывалась от споров с Робертом, в особенности когда дело касалось его твердой решимости, что брата и сестру Рейгара, которые прятались в Эссосе, нужно убить.
– Они тебе ничто, – рявкнула она на него однажды вечером, когда Мариам уложили спать, и Джейми могла ругаться с ним сколько пожелает.
– Драконье отродье…
– Дети Элии тоже были драконьим отродьем, ваше величество? – прошипела она, вцепившись ногтями в украшенную вышивкой обивку спинки стула, за которым она стояла, зло глядя на него. Она слышала слухи о его реакции на их смерти, но не знала, насколько стоит им верить. Теперь же, когда он сам был отцом, она не представляла, чтобы его радовала смерть ребенка, но…
Роберт не смотрел ей в глаза, и это ничего не опровергало, и не подтверждало, кроме его трусости.
– У тебя есть твой трон, – сказала она. – Двое детей, спасающихся от смерти, тебе ничем не угрожают.
– Через десять лет, – рявкнул он, шагнув к ней, – Визерис будет мужчиной девятнадцати лет, не ребенком. Сын Безумного Короля захочет вернуть себе трон.
– Тогда ты встретишь его в бою, как его брата, – взорвалась она. – Во имя богов, Роберт, что за мужчина станет посылать убийц за детьми…
Он едва не ударил ее. Она это поняла, и он это понял, по тому, как он рванулся вперед, подняв кулак, как Джейми бросилась к двери, слишком рассерженная и злая, что он посмеет ударить ее, его королеву, чтобы испугаться. Роберт замер, и они уставились друг на друга, тяжело дыша, совсем как много раз раньше, но на этот раз не после порыва безудержной страсти, а в злобе и гневе, которые лежали намного глубже.
– Если ты когда-нибудь… – начала она, но он покачал головой.
– Джейми, я…
– Нет, – резко сказала она. – Я не покорная жена пьянчуги, чтобы меня избивали, как последнюю шлюху. Я королева Семи Королевств, и если ты ударишь меня, я позабочусь, чтобы все при дворе видели следы от твоих ударов.
Он вспыхнул от гнева и стыда, и она попыталась увидеть в нем того непокорного молодого человека, за которого вышла замуж, за его бородой и яростью, от которой он казался в два раза больше. Не прошло еще и двух лет. Неужели они уже потеряли друг друга? Возможно, она никогда не полюбила бы его, но она надеялась достичь с ним взаимопонимания.
Она оставила его там, захлопнув за собой дверь, и пошла в детскую. К ее удивлению, там она нашла своего брата, который смотрел на своего младенца сына в колыбели. Она никогда не думала, что Серион, который был жестоким, мстительным и, иногда ей казалось, таким же безумным, как Таргариены, мог смотреть на кого-то с такой любовью, сколько бы в этом не было собственничества и гордости.