– Чему быть-то? – не понял конюх.
– Это уж кому что на роду написано. Я вот гвардейцем желаю стать.
– Индюк тоже много желал, да в ощип угодил!
– Я тебе не индюк, папаша! – оскорбился беловолосый. – Я, если что задумал, так уж меня не остановить.
– Это мы поглядим!
– Да уж погляди-погляди! А пока ты со мной лясы точишь, конюшонок твой всю-то попону извазюкал!
– Ах, ты ж пасынок медвежий! – конюх стал тяжело подниматься, но утратившие гибкость ноги плохо слушались хозяина. – Внучок мой – полюбуйся!
Беловолосый вытащил откуда-то из-за уха соломинку, пожевал и разочарованно плюнул:
– Хорошим конюхом будет.
– Где там «конюхом»?! – крякнул его собеседник, поднявшись. – Как бы эту бестолочь на псарню не отправили, а то уж…
Он не договорил – пошёл воспитывать внука. Проще говоря, драть его за уши, приговаривая: «Свинья ты тупорылая, телок бесхозный! Я через твою скотскую милость места лишусь и в канаве подохну! Горе мне на старости…» Мальчишка повизгивал и вяло брыкался. Похоже, экзекуция была для него привычной.
Поначалу беловолосый наблюдал за сварой с вялым любопытством, но вскоре утратил интерес к однообразному зрелищу и принялся ковырять в ухе соломинкой. После прикрыл глаза и засопел.
Время для побега было вполне подходящее. Селена давно догадалась, что сарай, принадлежит к комплексу дворцовых конюшен. Следовательно, за ним начинаются улочки Золотого квартала. Если удастся пройти по ним незаметно, можно добраться до рыночной площади. А уж затеряться на городском рынке – дело нетрудное.
План был так себе. Да, что там – план был откровенно паршивый, но за неимением другого Селена решила действовать. Убедившись в том, что возница спит, а конюх увлечён распеканием внука, она выползла из-за тюков, отодвинула тент и выбралась наружу. Беловолосый лежал в паре шагов от повозки, и ей пришлось пробираться на цыпочках, чтобы не разбудить его ненароком.
Конюх тем временем перешёл к решительным мерам. Схватив вожжи, он принялся охаживать ими внука:
– На тебе! Получай, негодник! Будешь знать, как лодырничать! На, получи! Вот так! Вот так!
– Деда! – заорал мальчишка, да так громко, что беловолосый на мгновение приподнял веки.
Селена замерла на месте, стараясь не дышать, но возница её не заметил – хрюкнул и вновь закрыл глаза. Конюшонок всё не успокаивался:
– Деда! Там! Там!
– Чего орёшь, как резанный?! – хрипло пробасил конюх, не переставая хлестать внука вожжами. – Я тебя научу доброй службе!
Селена бочком пробиралась к выходу, стараясь ступать как можно тише. Ворота были открыты. Оставалось сделать лишь несколько шагов. Шаг. Ещё шаг. Вот он колкий ночной воздух. Вот спасительная темнота. Вот озорная розовато-пурпурная луна, игриво глядящая с чёрного неба. Шаг. И ещё. И ещё.
– Деда! – слабый голосишко сорвался в писк. – Она там! Там!
Конюх прекратил хлестать внука, оглянулся и, конечно, увидел Селену, застывшую в двух шагах от двери.
– Ты ещё откуда взялась?! – гаркнул он, явно не понимая, что происходит.
– Она, деда, из повозки вылезла! – предательски заявил конюшонок. – Я всё видел.
Воспользовавшись замешательством своего мучителя, он вывернулся и отбежал на безопасное расстояние:
– Вылезла из повозки и бочком-бочком. Сбежать хотела!
Конюх упёр руки в бока, растопырив локти:
– Говори: кто такая?!
Селена стояла и молча смотрела ему в лицо. Воздуха не хватало, дышать становилось всё труднее. Что сказать? Как выпутаться? Кто она? Служанка? Торговка? Горничная богатой дамы? Ответ нашёлся раньше, чем она успела его осознать:
– Я из деревни, господин.
Озадаченный её словами конюх приоткрыл рот и захлопал глазами. Щёки его начали пунцоветь.
– Что это ты мелешь?! Из какой деревни?
– Из Заозерья, ваша милость, – ляпнула Селена. Казалось: ещё немного, и она потеряет сознание от страха. Сердце стучало в горле. В глазах темнело.
– Из Заозерья? – польщённый её обращением конюх немного размяк и даже заулыбался. – Что это за деревня такая? Никогда не слышал.
– Это, ваша милость, ух как далеко! – пискнула Селена, пытаясь копировать крестьянский говор. – Я как тележку эту увидала, так и решила: «Авось до города доберусь?» Там, в деревне, что за жизнь?! Никакой жизни, прямо сказать! Тятенька пьёт беспробудственно, матушка померла. Вот я и решила в город податься, белошвейкой заделаться. А что? Я шить могу, вышивать. Я, ваша милость, рукастая…
Она говорила, и говорила, стараясь смотреть конюху прямо в глаза. Поверит или нет? Тот молчал, оглядывая её с ног до головы. Наконец, замолчала и Селена.