Заноза на служанок зырк: смеются или нет. Нет, не смеются. Наоборот: скуксились как-то, скукожились, в уголке топчутся, на дверь косятся. Ждут, значит, скандала невиданного. Ну, да этого ещё недоставало!
Шло бы твоё Высочество лесом! А ругаться Заноза не станет. Она – посол миравийской короны, а не баба базарная! Так-то.
А Лайдушка всё не угомонится. Встала, к Занозе подошла и дёрг её за воротник. Как дёрнула, так половину и оторвала, шмакодявка негодная. А воротник, промежду прочим, кружевной был, с блестящими бусинами. Не то, чтобы Занозе это нравилось, а только обидно: в кои-то веки кружева нацепила – и на тебе.
Принцесса воротник в руках покрутила, мордочку скорчила.
– Фу, – говорит, – какая грубая работа! Сразу видно: миравийское барахло.
Хотела и ещё что-то сказать, да не вышло. Заноза, себя не помня, на ноги скок. Да как отвесит мерзавке оплеуху. Служанки так и ахнули. И ещё сильнее скукожились.
Принцесса – в рёв. Воет:
– Уничтожу тебя, скотина злобная! В подземелье сгною! Вот подожди: доберёмся в Стребию – попрошу тётушку тебя на виселице вздёрнуть!
Заноза кивнула:
– Попроси, сделай милость! Только уж не забудь: стоит им меня пальцем тронуть – будет война. Я – миравийский посол. Отсюда и пляши.
Сказала – как отрезала. И давай опять сапоги начищать.
Вообще-то про посла, это она просто так брякнула, безо всякой уверенности. В то, что Витас ради неё хоть палец о палец ударит, Заноза, понятно, не верила. Чай не дурочка. Плюнет король на Бурбеллу Чиноза и разотрёт. А только Лайде об этом знать необязательно. И тётке её тоже.
После того случая принцесса прямо шёлковая сделалась. То ли опасалась по шее огрести, то ли морскую болезнь подхватила, но сидела она с тех пор тише мыши. Даже бульону не требовала.
В порту их встретили по-королевски. Прислали за принцессой карету, запряжённую шестёркой тяжеловозов. Заноза даже языком прищёлкнула, как их увидала. Кони амату в Тарии идут на вес золота. А эти – вообще загляденье.
Сперва-то она думала, что следом на какой-нибудь клячонке поедет, да вышло иначе. Препроводили и Занозу в карету. Там её встретила тощая дама. Извольте-де сюда. И улыбается гаденько так.
По дороге выяснилось, что звать эту краснопёрку сушёную Лаганой Ферри и что она – статс-дама королевы Клибеллы.
Вообще говоря, разговор у них с самого начала не клеился. Госпожа Лагана спросила только, хорошо ли добрались. Заноза честно ответила, что ни разу не блеванула, потому как морской болезнью не страдает. На том и замолчали.
Словом, статс-дама Занозе не понравилась. А вот королева – наоборот. Маленькая такая, ладная, и говорит быстро, точно орехи щёлкает.
Заноза сперва тушевалась. Шутка ли – королева?! Нет, к Витасу-то она привыкла, да и к Соне – тоже. Но тут ведь совсем другой разговор.
Когда прибыли они во дворец да освежились с дороги, Заноза и пригорюнилась. Всё оттого, что приставили к ней горничную – девицу тихую, угрюмую, но ужас какую привязчивую. И звали-то её по-дурацки: Ворлалия. И по-тарийски-то она говорила с горем пополам. Хотела Заноза сапоги снять – горничная тут как тут:
– Дозвольте помочь, ваша милость.
Заноза головой покачала, дескать, не тронь! Потом, правда, горничная ей и платье помогла расшнуровать, и ванну приготовила. Сидит Заноза в ванне думает: «Не ровен час привыкну к такому роскошеству, как в казарме жить буду?!» А горничная знай себе воду горячую подливает. Заноза разомлела, чуток покемарила. Думала прикорнуть до вечера – не тут-то было. Велят собираться в столовую: королева желает с ней трапезничать. Делать нечего, надо топать.
Тут-то атласные туфельки и пригодились. Заноза ещё перед отъездом наслушалась наставлений про придворный этикет и всякую чепуху. Половину, правда, мимо ушей пропустила, но платья – чтоб не перепутать, куда какое – цифрами пометила. Тёмно зелёное, серое и коричневое были для корабля. Портной (тот самый, что булавкой её уколол) так и сказал:
– Это, сударыня, дорожные платья. К ним украшений не полагается.
Теперь настал черёд платья номер четыре. Это Занозе больше всего нравилось: тоненькое, лёгкое, как паутинка, из голубого ливарийского сукна. Под платье надевалась рубаха. Заноза как рубаху эту натянула, так чуть не запищала от удовольствия. Рубаха-то была не из какого-то стираного льна – из чистейшего батиста. На груди – кружева, и по подолу, и на манжетах. Никогда прежде Заноза такой красоты не нашивала. Да, по правде сказать, и не видала. Когда она ещё девчонкой была, мать отцу не велела её баловать. Да тот не больно-то и стремился. А как выросла, тут уж совсем другое житьё началось. Платья и сорочки ей стали без надобности.