Шамшан вздохнул, точно этот ответ показался ему огорчительным:
– Будь они хоть тысячу раз дальновидны, предусмотреть все возможные сценарии им не под силу. Однажды я уже воспользовался подобным стечением обстоятельств, и это было так просто, что я едва не потерял вкус к игре. Ты, должно быть, заметил, что меня не интересует богатство. Я не упиваюсь данной мне властью, не трепещу, предвкушая крах своих недругов. Что же тогда? Зачем мне всё это: трон, всевластие, целая страна?
Не поняв, ждут ли от него ответа, Кассис жалобно заметался в нерешительности. Выяснилось, что ответа не ждут.
– Я скажу тебе, – произнёс Шамшан. – Причина лишь в том, что я игрок. Если я вижу благоприятное стечение обстоятельств, то уже не могу покинуть поле. Игра сильнее меня, ваше Мудрейшество, и потому игра – единственное, что стоит надо мной. Знаешь, что погубило Тумая? Что привело к смерти сильнейшего из людей?
"Ты" – подумал Кассис, но лишь робко покачал головой в ответ.
– Тумая погубила непогрешимая вера в здравый смысл, ваше Мудрейшество, – сухо рассмеялся Шамшан. – Он был уверен в том, что игра всегда идёт по правилам. Ферзь до последней капли крови защищает короля, башня ходит по прямой, пешка способна сделать только один шаг… Но что произойдёт, если, скажем, слон вдруг развернётся против своих? Мудрый, славный зверь, что ещё вчера ел морковь с королевской руки, растопчет всех, кто попадётся навстречу, и никто не сможет его остановить. Можно ли осуждать слона за вероломство? Вряд ли. Он воспользовался стечением обстоятельств. И только.
Из всей пространной речи Кассис уяснил только одно: его Величество немного не в себе, поэтому с той поры всегда стремился наесться перед высочайшей аудиенцией досыта, а, если получалось, то и до отвала.
Так произошло и в тот злополучный день, надолго запечатлевшийся в памяти благодаря двум неравнозначным событиям.
Зная, что поужинать доведётся нескоро, Кассис наскоро пообедал дюжиной жареных перепёлок, половиной сливового пирога и тринадцатью маленькими пирожными с масляным кремом. Всё это великолепие он запил бутылкой ливарийского вина, уродившегося в минувшее двоелуние. Закончив трапезу, Кассис почувствовал себя в безопасности: даже если королю вздумается задержать его допоздна, умереть от голода он вряд ли успеет. Разве что слегка занеможет, но на этот случай его верный повар наверняка уже затеял что-нибудь утешительное, вроде буженины с зелёным хреном или гренков с паштетом из печени красноклювой утки.
К несчастью для Кассиса, его триумф был недолог: измученный яствами желудок преподнёс хозяину внезапный и весьма оскорбительный сюрприз.
Просидев в уборной добрую четверть часа, Мудрейший со всей возможной поспешностью выбрался наружу и зашагал в сторону королевских покоев.
Больше всего на свете он боялся опоздать. Дело в том, что равнодушный к роскоши монарх был помешан на времени. Любое, пусть даже самое ничтожное, опоздание воспринималось им как личное оскорбление и одновременно покушение на королевскую власть. Непунктуальность выводила его из себя, неорганизованность вызывала приступ ярости. Шамшан не прощал наплевательского отношения ко времени, и Кассис трясся от страха, воображая, какую чудовищную кару вскоре понесёт за свою невольную провинность.
Тем сильнее было его удивление, когда, едва дождавшись доклада, он вбежал в королевский кабинет и, вместо уничижительного выговора, получил благосклонный взгляд его Величества.
– Вы как раз вовремя, – кивнул Шамшан, приглашая Мудрейшего занять кресло по левую руку от себя. – В ваше отсутствие мы успели побеседовать, и эта беседа была весьма интересной для нас обоих. Не так ли, господин Зегда?
Кассис вздрогнул. Только сейчас он заметил, что король не один – напротив него, прямо на ковре, сидел бело-рыжий мидав. Зегда?! Но как?.. Что здесь происходит?!
Кассис ошалело затряс головой, а, когда, наконец, взял себя в руки и пригляделся, тотчас осознал свою ошибку. Мидав был некрупный, по-детски нескладный, с длинными лапами и яркими глазами. Это не Зегда! Это…
– Представляю тебе сына паргалиона Зегды! – объявил Шамшан с необъяснимой торжественностью. – Мы как раз говорили о значении династий в основании и укреплении государственности. Отрадно, что господин Зегда-младший полностью разделяет мою точку зрения.
Мидав ничего не ответил, и Кассис принялся разглядывать его в открытую.
Очевидно, сын мятежного паргалиона едва вступил в пору взросления. Его лапы вытянулись, уши стали крупнее, но туловище по-прежнему оставалось маленьким.