Лиф спешился, повел Слейпнира через двор к сараю и толкнул деревянную дверь. Она разбухла и заклинила, и ему пришлось с усилием ударить в нее плечом, чтобы в образовавшийся проем войти самому и ввести коня. Слейпнир облегченно вздохнул. В сарае было холодно, но стены защищали от пронизывающего ветра. В углу лежала небольшая охапка сена, на которую усталый жеребец тут же лег.
Мальчик вспомнил, что он голоден. Он не верил, что в доме найдется какая-то еда, ведь если Озрун и его семейство действительно ушли, то наверняка они все взяли с собой, даже запасы пищи. Лиф вышел из сарая, тщательно прикрыл за собой дверь и направился к маленькому дому.
При виде жилища его охватило странное чувство. Только сейчас он заметил, как тесен дом — чуть больше хижины. Озрун в свое время строил его долго, но, судя по всему, ему не хватало мастерства.
Когда Лиф вошел в дом, навстречу ему ударила волна сухого, застоявшегося воздуха. Там было темно и далеко не так холодно, как он ожидал. Мальчик снял меховую накидку и бросил ее на стул.
Через минуту его глаза уже привыкли к серому, сумеречному свету, царившему внутри комнаты. Пустота дома его разочаровала, хотя он не ожидал увидеть ничего иного.
Дом был покинут, и уже давно. Повсюду лежала пыль, стены покрывал слой инея. Кругом стояли открытые сундуки; шкафы и полки опустели, одеяла с кроватей исчезли. Лиф облегченно вздохнул. Значит, семья Озруна не бежала в панике, а просто ушла.
Он снял плащ, повесил его в углу и пошел в другую комнату. Там он тоже ничего не нашел. Наконец он полез вверх, на чердак. Там на узкой, покрытой шкурой кровати лежала старуха Скалла.
Она была мертва.
Она лежала мирно, как будто спала. Ее кожа пожелтела, тело закоченело от холода, но лицо выглядело спокойным.
Скалла никогда не была добра к мальчику — за исключением последнего вечера. Может быть, она ни к кому на свете не была добра, но Лиф воспринимал ее как часть своей жизни. По-видимому, она скончалась просто от старости, ведь ей было немало лет. Ее бледное, мертвое лицо пробудило в мальчике воспоминание о том, чего он так боялся: Вечная Зима, азы, огненные великаны… его судьба. Лиф вдруг почувствовал себя так, словно собственными руками убил эту женщину.
Он настолько погрузился в горестные мысли, что даже не услышал, как позади него раздались шаги. Лишь в последний момент он испуганно вздрогнул и вскочил.
За его спиной появился молодой светловолосый мужчина, одетый в ветхие шкуры, с огромной дубиной в руке. Присутствие Лифа поразило его не меньше, чем мальчика его внезапное появление.
Лиф узнал его.
— Свен! — удивленно воскликнул он. — Ты? Ты… еще здесь?
Сын Озруна вздрогнул. Его взгляд скользнул по лицу Лифа, его доспехам и мечу. Лиф понял, что Свен его узнал, но не поверил своим глазам.
— Лиф? — прошептал Свен. — Это ты?
Лиф кивнул. Он хотел подойти к Свену, чтобы заключить его в объятия, но Свен попятился и поднял дубину.
— Не двигайся! — закричал он. — Еще один шаг — и я тебя ударю!
Лиф остановился.
— Что с тобой? — растерянно спросил он. — Я же тебе не враг! Я Лиф!
Он снова шагнул к Свену, но тот, продолжая пятиться, взмахнул дубиной.
— Стой! приказал он. Я слишком хорошо знаю, кто ты такой, Лиф. Не приближайся ко мне, а то я наверстаю то, что не успел сделать три года назад, и убью тебя па месте.
Лиф остановился.
Да что с тобой? — недоуменно спросил он. — Ты боишься меня? Почему?
— Боюсь? — Свен засмеялся. — Нет! Я тебя ненавижу! Мы все тебя ненавидим! Жаль, что ты не утонул в своей лодочке! И зачем отец вытащил тебя на берег? Лучше бы он оставил тебя на корм рыбам!
— Я не понимаю, — пробормотал Лиф. — Что я вам сделал?
— Что ты сделал? — вспыхнул Свен и указал на мертвую Скаллу. — Посмотри на нее! Ты доволен? Это ты ее убил — ее и всех остальных.
— Всех остальных? — повторил Лиф. — Ты имеешь в виду…
— Я последний, — перебил его Свен. — Мьёльн умер от простуды в первую зиму после твоего ухода, а через год мы покинули хутор, потому что еще надеялись где-нибудь найти приют и пищу.
— Но вы вернулись.
Свен раздраженно покачал головой.
— Не мы, — сказал он. — Я один. Отца убили разбойники, когда хотели украсть у него плащ и сапоги. Мать через несколько недель умерла от горя. Остался только я.