— Ребята, ребята, я рыдаю от счастья!.. Наконец-то! Наконец-то свершилось, и скоро я смогу обнять соратников из мусульманской мафии и моего настоящего дедушку-турка! — Видно было, что он тянет время ничего не значащими фразами для того, чтобы взять себя в руки.
Сергей и Ольга были в смятении, не понимая той легкости, с которой прошла, причем, по-видимому, более чем серьезно, очередная глупость Джокера. Пассажиры с соседних кресел повернулись в их сторону.
Стюардесса вмешалась громким шепотом:
— Вы же сами написали, что пассажиров не беспокоим.
— Да-да, — тоже перешел на шепот Джокер. — Куда летим? В Стамбул?
— Может быть, даже в Анкару. Аэропорт назначает принимающая сторона, торопливо объяснила стюардесса. — Только… горючее на исходе. Все же придется сесть в Сочи для дозаправки.
— Хорошо, хорошо, — усиливая горячий шепот кивками головы, быстро согласился Джокер, — валяйте. — И для контраста очень громко добавил: Спасибо за конфетки, красавица! — давая понять, что сеанс связи закончен. Стюардесса отошла.
— Отдайте руку, — грубо высвободилась Ольга, — тоже мне, турецко-подданный.
Джокер вытер пот со лба:
— Фу, ты!.. Это их обычные антитеррористические штучки: горючее на исходе. Для фраеров. Но нам это кстати. А то бы и вправду со страху сразу в Турцию двинули. Тогда бы точно — срок. Ничего, — он обратился к Ольге, — не бойтесь, минут через двадцать во всем признаемся, а пока воспользуемся моментом, попросим успокоительного.
— Пожалуйста, — взмолилась Ольга, — избавьте нас от своей чудной компании! Сейчас подойдет стюардесса, и я сообщу, что мы с Сергеем ни причем!.. Как я сразу не догадалась сказать. Признаться, растерялась. Нечасто приходится сталкиваться с такой самодеятельностью. — Она обратилась к Сергею: — Ей-богу, Сережа, не хочется выглядеть сумасшедшей даже в течение двадцати минут! И если что меня и сдержит, то это полнейшая брезгливость ко всему тому, что происходит, и нежелание доказывать кому-то, что я не верблюд. Нет, действительно, Сергей, пусть этим занимаются сами клоуны. Когда придется отвечать по полной программе…
Джокер, казалось, не слышал ее. Он опять нажал на кнопку вызова. Стюардесса появилась мгновенно, как из-под земли.
— Красавица, принеси-ка нам, будь великодушна, бутылочку коньячку и шоколадку. За наличные.
Через минуту на откидном столике перед Джокером стояла бутылка коньяка с тремя рюмками, пластмассовая ваза с шоколадом и апельсинами.
Несмотря на уверения стюардессы, что угощение — презент от авиакомпании, Джокер аккуратно расплатился, демонстративно хрустнув новенькой неразменной купюрой, — чтобы видели соседи, — получается, дал на чай. Вполголоса прокомментировал, когда стюардесса отошла: «Дабы потом не пришили вымогательство», — и добавил, нервно подмигивая: «Валерку на мякине не проведешь!» Стюардесса, по-видимому, тоже не являлась почитательницей мякины и быстро принесла сдачу. Несмотря на протесты Джокера, как бы невзначай показала деньги почти всему салону, и только потом положила их на столик и вполне достойно удалилась.
— Угощайтесь жиденьким, — по-хозяйски, откупоривая бутылку, пригласил Джокер Ольгу.
Девушка, тяжело вздохнув, отвернулась и уткнулась в тонюсенький журнал, торопливо извлеченный из пружинистой сетки переднего сиденья.
— А тебе не предлагаю, — с явным пренебрежением объяснил Джокер Сергею. — Выпьешь — осмелеешь. А смелого я только себя люблю. Ешь апельсины, мальчик. Небось штанишки промочил?… — И опять к Ольге: — Что там написано про устранение желудочных недомоганий — понос, недержание?… — Джокер разошелся и уже, видно было, мало утруждал себя необходимостью оставаться в рамках приличия.
Даже Ольга, оторвавшись от журнала, удивленно глянула на Сергея. Именно на него, а не на Джокера. Сергей задохнулся и густо покраснел.
Джокер торопливо выпил подряд три рюмки и только после этого взялся за шоколад. Перегнулся через Сергея и, влажно чавкая, пояснил пожилой пассажирке из соседнего ряда, внимательно за ним наблюдавшей:
— Не беспокойтесь, мамаша, это нам принесли за дополнительную плату. Заплатите — вам тоже принесут, как в бизнесс-классе. Вам налить? Вы коньяк употребляете, а? На халявку-то, а?
Женщина обиженно отвернулась.
Вскоре выяснилось, что во хмелю Джокер становился еще более безобразным: наглым, дерзким, агрессивным. От веселости, пусть даже показной, не осталось и следа.