Миссис Брант проводила нас на задний дворик, где играл ребенок. Он выглядел очень смышленым, и, как и говорил Зеллаби, на вид ему было не меньше двух лет. Зеллаби протянул ему коробочку. Мальчик взял ее, внимательно рассмотрел, обнаружил, что внутри что-то гремит, и осторожно потряс. Когда мы убедились, что мальчик не сможет ее открыть, Зеллаби достал из кармана конфету и отдал ее мальчику в обмен на коробочку. Коробочка так и осталась закрытой.
– Не понимаю, что вы хотели этим сказать, – заметила Джанет, когда мы ушли от миссис Брант.
– Терпение, моя дорогая, – укоризненно сказал Зеллаби. – Кто будет следующим? Нужен опять мальчик.
Джанет предложила пойти к викарию, но Зеллаби покачал головой.
– Нет, не подойдет. Рядом может оказаться девочка Полли Раштон.
– Это имеет какое-то значение? Все это довольно таинственно, – сказала Джанет.
– Я хочу, чтобы мои свидетели были удовлетворены, – сказал Зеллаби. – Назовите кого-нибудь другого.
Мы отправились к старшей миссис Дорри. Там Гордон проделал ту же процедуру, но, поиграв немного с коробочкой, ребенок протянул ее обратно и выжидательно на него посмотрел. Зеллаби, однако, коробочку не забрал; показав ребенку, как она открывается, он дал мальчику самому это проделать и достать конфету. Затем Зеллаби положил в коробочку еще одну конфету, закрыл ее и снова протянул мальчику.
– Попробуй еще раз, – предложил он, и мы увидели, как малыш с легкостью открыл коробочку и взял вторую конфету.
– А теперь, – сказал Зеллаби, когда мы ушли, – вернемся к номеру первому, к ребенку миссис Брант.
В саду миссис Брант он снова дал ребенку коробочку. Тот нетерпеливо схватил ее, без всяких колебаний нашел подвижный участок орнамента, сдвинул его и достал конфету, как будто проделывал это уже раз десять. Зеллаби посмотрел на наши ошарашенные физиономии и, довольно подмигнув, забрал у мальчика коробочку и вложил в нее очередную конфету.
– Ну что ж, – сказал он, – назовите еще одного.
Мы побывали еще у троих, в разных концах поселка. Никого из них коробочка нисколько не озадачила. Они открывали ее сразу, словно были прекрасно знакомы с секретом, и моментально завладевали конфетами.
– Интересно, правда? – заметил Зеллаби. – Теперь попробуем с девочками.
Мы снова повторили эксперимент, с той разницей, что на сей раз Гордон открыл секрет коробочки не второму ребенку, а третьему. Дальше все происходило в точности по тому же сценарию.
– Не правда ли, они очаровательны? – сиял Зеллаби. – Хотите попробовать с головоломкой?
– Лучше потом, – сказала Джанет. – Сейчас я хотела бы выпить чаю.
Мы вместе вернулись домой.
– Идея с коробочкой была хороша, – скромно похвалил себя Зеллаби, поглощая бутерброд с огурцом. – Просто, однозначно, и прошло как по маслу.
– Вы хотите сказать, что ставили и другие опыты? – спросила Джанет.
– Да, и немало. Однако некоторые из них были слишком сложны, а другие не совсем убедительны. Кроме того, я не знал, с какого конца подступиться.
– А теперь Вы уверены, что знаете? Я вообще ни в чем не уверена, – сказала Джанет.
Зеллаби посмотрел на нее.
– Я все-таки думаю, что вы поняли, – сказал он, – и Ричард тоже. И незачем этого стесняться.
Взяв еще один бутерброд, он вопросительно взглянул на меня.
– Полагаю, – сказал я, – вы хотите, что я скажу: ваш эксперимент показал, что то, что знает один из мальчиков, знают все мальчики, но девочки не знают, и наоборот. Согласен, именно так все это и выглядит – если только нет какого-то подвоха.
– Мой дорогой друг…
– Должен признаться, что все это сразу не переварить.
– Понимаю. Я сам пришел к этому постепенно, – кивнул Зеллаби.
– Но, – спросил я, – разве мы тоже обязаны были прийти именно к такому выводу?
– Конечно, мой дорогой друг. Неужели не ясно? – Он достал из кармана сцепленные гвозди и бросил их на стол. – Попробуйте сами. Или, еще лучше, придумайте какой-нибудь небольшой тест сами. И вы неминуемо придете к тем же выводам – по крайней мере, предварительным.
– Чтобы переварить это, требуется время, – сказал я. – Давайте рассматривать это как гипотезу, с которой я в данный момент согласен…
– Минутку, – вмешалась Джанет. – Мистер Зеллаби, вы утверждаете, что если я скажу что-либо одному из мальчиков, об этом будут знать все остальные?
– Наверняка. Конечно, если это будет что-то достаточно простое для их возраста.
На лице Джанет появилось скептическое выражение.
Зеллаби вздохнул.
– Старая проблема, – сказал он. – Как будто, линчевав Дарвина, вы докажете невозможность эволюции. Но, как я уже сказал, вам нужно лишь провести свои собственные тесты. – Он повернулся ко мне. – Вы допускаете гипотезу?..
– Да, – согласился я, – но вы сказали, что это – предварительные выводы. А что дальше?
– Я считаю, что уже одного этого достаточно, чтобы опрокинуть все наши социальные системы.
– Может быть, это просто более развитая форма взаимопонимания, вроде того, которое иногда возникает между близнецами? – спросила Джанет.
Зеллаби покачал головой.
– Думаю, что нет – либо оно развилось настолько, что приобрело новые черты. Кроме того, мы имеем дело не с одной такой группой, а с двумя, причем непересекающимися. Теперь, если это действительно так, а мы видим тому подтверждение, сразу же встает вопрос: насколько каждый из Детей индивидуален? Да, физически каждый из них – отдельная личность. Но так ли это в других отношениях? Если у ребенка общее сознание с остальной группой и он общается внутри нее с гораздо меньшими трудностями, чем это делаем мы, можно ли сказать, что он обладает собственным сознанием, является отдельной личностью в нашем понимании? Не думаю. Совершенно ясно, что, если А, Б и В обладают общим сознанием, тогда то, что говорит А, одновременно думают Б и В и любое действие, совершаемое Б в определенных обстоятельствах, не отличается от действий – в тех же обстоятельствах – А и В. Отклонения возможны только из-за физических различий между ними, ибо поведение может зависеть от состояния желез и иных факторов.
Другими словами, если я задам вопрос любому из этих мальчиков, то получу абсолютно одинаковый ответ, кого бы ни спросил. Если я попрошу их выполнить какое-то действие, я получу примерно тот же результат, но, вероятно, успешнее с заданием справится тот мальчик, у которого лучше координация. Впрочем, при таком сходстве Детей друг с другом различия будут невелики.
Но должен сказать главное: тот из них, кто в данный момент отвечает мне или выполняет мою просьбу, – не индивидуум, это просто член группы. Именно отсюда и следует множество дальнейших вопросов и выводов.
Джанет нахмурилась.
– Я все еще не понимаю…
– Скажем иначе, – сказал Зеллаби. – Нам кажется, что перед нами пятьдесят восемь маленьких индивидуальностей. Но впечатление обманчиво, и мы обнаруживаем, что в действительности индивидуальностей только две – «мальчик» и «девочка». Причем, «мальчик» состоит из тридцати компонент, каждый из которых имеет физическую структуру и внешний вид отдельного мальчика; «девочка» – из двадцати восьми.
Последовала пауза.
– Все это кажется довольно сложным, – осторожно сказала Джанет.
– Не спорю, – согласился Зеллаби. – Мне тоже.
– Послушайте, – сказал я. – Вы серьезно так считаете? Вы не преувеличиваете для лучшего понимания?
– Я констатирую факт – доказательства я вам уже представил.
Я покачал головой.
– Все, что вы нам показали, – это лишь то, что они каким-то непонятным способом умеют общаться друг с другом. Но выводы о едином сознании – это, пожалуй, слишком смело.
– На данном этапе – возможно. Но не забывайте – вы стали свидетелями только одного эксперимента, а я уже провел целый ряд опытов, и ни один из них не противоречит идее того, что я предпочитаю называть коллективным разумом. Кстати, сама идея не так уж и странна, как кажется поначалу. Это обычная уловка, к которой прибегает эволюция, чтобы скомпенсировать несовершенство отдельной особи. У огромного числа видов, представители которых на первый взгляд являются индивидуалами, они в действительности оказываются членами колоний, а у многих – и вообще не могут существовать вне колонии. Наиболее яркие примеры можно найти среди низших форм жизни, но нет никаких причин, чтобы ограничиваться только ими. Это прекрасно иллюстрирует большая часть насекомых. Законы физики не позволяют им увеличиться в размерах, однако они добиваются желаемого эффекта, объединяясь в группу. Мы сами объединяемся в группы с той же целью, но сознательно, а не инстинктивно. Так почему бы Природе снова не применить более эффективный способ преодоления нашей собственной слабости? Быть может, именно таким образом Природа искусно копирует саму себя?