1 LosskyA. 1984. The Absolutism of Louis XIV: RealityorMyth? // Canadian Journal of History, xix. P. 5-6.
2 Robertson J. 1989. Union, State and Empire: the Britain of 1707 in its European
Setting. Unpublished paper deliverd to the Centre for Historical Studies at Princeton;
Rüssel C. S. R. 1982. Monarchies, Wars and Estates in England, France and Spain // Le
gislative Studies Quarterly, vii. P. 215-216; Rüssel C. S. R. 1987. The British Problem
and the English Civil War // History, 72. P. 395-415.
3 Rüssel C. 1990. The Causes of English Civil War. Oxford University Press. P. 29.
мозависимость доходов короля и благосостояния его подданных. Эта осознанная потребность в административных и экономических реформах едва ли была новостью для XVIII века, и большая часть перемен, а также политических кризисов, создававшихся правительством, была результатом сопротивления тех, чьи интересы при этом ущемлялись. В этот период лишь в немногих случаях проводимая политика сама по себе провоцировала недовольство, так как большинство государей действовали осторожно и знали, где следовало остановиться. Самыми опасными были до и послевоенные периоды, когда правительство пыталось найти средства для удовлетворения возросших финансовых запросов. За Тридцатилетней войной последовал так называемый «общий кризис XVII столетия», а проведение великих реформ (1763-1789) в определенной степени было приближено войнами середины XVIII века. Многие подобные начинания производились с одобрения и при содействии учреждений, защищавших права и привилегии. Однако хотя Оливарес и пытался убедить подозрительные провинции в преимуществах более тесного союза с Кастилией, столетие спустя старые приемы управления и ведения переговоров вновь не вызывают ничего, кроме презрения.
ПРОСВЕЩЕННЫЙ ДЕСПОТИЗМ
Традиционные представительные органы постепенно начинали восприниматься как последняя инстанция, способная одобрить нововведения. Они объявлялись хранителями классовых и региональных привилегий, архаическими препятствиями для эффективного управления и государственной власти. Несмотря на статус защитников свободы, они часто оказывались на стороне тех, кто старался искоренить идеи Просвещения. Несмотря на репутацию борцов за права граждан, они нередко объявлялись защитниками корыстных интересов фракций. Данный сюжет муссируют историки любых политических взглядов. Несмотря на то что постмарксистские исследователи дискредитировали тезис о классовой базе парламентов и штатов, кажется, что представительные органы занимались достойным делом, отстаивая интересы населения и своей провинции. В последние годы существования ancien régime это послужило им на пользу. Понятие «законный деспотизм» впервые ввел в употребление Мерсье де ла Ривьер в 1760–х годах. Его появление говорило о потребности в сильном правителе, способном преодолеть чащу привилегий и сепаратизм, руководствуясь высшим законом природы, действующим независимо от того, одобрен он парламентами и штатами или нет. Это был призыв идти кратчайшим путем.
Просвещение наделило эту идею интеллектуальным оружием. Здесь историк сталкивается с трудностями. Возникло одно интеллектуальное дви–жение или несколько? Кто в него входил и насколько новыми были их убеждения? На определенном уровне большая часть подобных идей являлась обычной риторикой свободы. Оригинальность этих идей преувеличена, хотя в них больше места, чем было принято в дискуссиях о жизни, свободе и собственности в XVI и XVII веках, уделялось внимание рассуждениям о свободе мнений. Большое значение придавалось благосостоянию людей и рациональным научным методам как средствам его преумножения. Данные моменты, заимствованные из камералистских идеалов центральноевропей–ских «регулярных полицейских государств», также были не столь оригинальны, как иногда предполагают историки.1 Начиная с XVI столетия регулирование управления воспринималось как рациональный ответ на спонтанно формировавшееся наследие прошлого. Новым был только акцент на идее равенства прав, мягко подчеркиваемом при сопоставлении с привилегиями, которые общество ancien régime отождествляло со свободами. Мнения мыслителей эпохи Просвещения по вопросу о привилегиях бескомпромиссно разделились: одни требовали положить им конец, пусть даже ценой установления деспотии, а другие рассматривали их как одно из прав, составляющих свободу людей. В этом крылось внутреннее неразрешимое противоречие в самой сути программы просветителей.