Кроме того, величие английской парламентарной традиции не умаляет сходства, наблюдавшегося в полномочиях двух монархов и в функциях их
дворов. И хотя понятие «абсолютизм» не может быть применено к Англии, в некотором роде многие его черты характерны именно для этой страны, а не для Франции. Монарх монополизировал стандартные королевские прерогативы в более ранний период, а в XVI столетии добавил к ним и абсолютный контроль за церковью. Как до, так и после Славной революции 1688 года он поощрял развитие обширной фискальной бюрократии, которая могла использовать набор квазизаконодательных мер, не зависевших от парламента, и была свободна от элемента частного предпринимательства, доминировавшего во Франции. Примечательно, что в английской конституционной традиции не было понятия «государство», только термин «корона».1
Более слабая парламентская система Франции также не является доказательством существования французского «абсолютизма», поскольку национальный парламент сделал Генриха VIII и Георга II монархами более могущественными, чем их континентальные соперники. Пока репрезентативные органы подчинялись короне, а не избирателям, они оставались инструментом королевской политики, а английский парламент был в этом отношении особенно показательным. Власть вождей шотландских кланов после 1745 года хладнокровно уничтожали такими способами, которые были немыслимы во Франции. В перспективе противоречий не учитывается смысл взаимоотношения между ассамблеями, воплощавшими права, и монархами, как правило, неохотно их нарушавшими.
Практические ограничения, с которыми сталкивался «абсолютизм», хорошо известны. Финансовые нужды подталкивали режим идти на компромисс с частными лицами и правительственными чиновниками, купившими свои посты; использование механизмов патроната вынуждало потакать корыстным интересам властных группировок; географическая удаленность и разнородность территорий мешала управлять государством как единым целым. Теоретические ограничения менее известны, однако более значимы. Ни один монарх к западу от границ России теоретически не был настолько абсолютным, чтобы нарушать права подданных или вводить налоги без их согласия. Кроме того, уже было показано, насколько поверхностно называть некоторые режимы «абсолютистскими». Во–первых, любое полномочие монарха действовало не единообразно на всех подчиненных ему территориях, а варьировалось согласно местным законам и обычаям. Во–вторых, правление осуществлялось министрами, не обязательно имевшими одинаковые взгляды на конституцию. Как после этого французскую — да и другие европейские монархии — можно считать «абсолютными»?
1 Turpin С. 1985. British Government and the Constitution. Weidenfeld and Nicol‑son. P. 107.
РОЖДЕНИЕ
Миф берет свое начало в работах сэра Джона Фортескью, относящихся к 1460–м годам. Именно он несет ответственность за вечно популярную легенду о том, что в парламентах есть нечто специфически английское. Когда он впервые предложил эту идею, она казалась нелепой. Финансовая необходимость подталкивала государей учреждать по всей Европе консультативные ассамблеи, многие из которых успели обзавестись штатом постоянно действующих чиновников и комитетами, имевшими право выступать от имени представительств в перерывах между сессиями; они вотировали и взимали налоги и платили своим должностным лицам. У английского парламента таких преимуществ не было.1 И тем не менее Фортескью объявил, что, поскольку английские короли обладали прерогативой (dominium regale), они находились в исключительном положении, нуждаясь в одобрении парламентом законов и налогов (dominium politicum). Напротив, французские монархи могли поправить свое финансовое положение за счет собственности подданных. Если бы он проявил больше усердия и заглянул в мемуары Коммина, министра Людовика XI, то убедился бы в своей неправоте. Теперь нам известно, что dominium politicum et regale было в Европе нормой, а не исключением.2 Однако из контекста ясно, что Фортескью не был заинтересован в точном анализе зарубежных конституций, поскольку объяснял существующий контраст трусливым нежеланием французов восстать против своих правителей. Его намерением было очернить национального врага.