обходима для получения вознаграждения в виде воскресения или восхождения из мрака, после трехдневного уикэнда. Страдание есть путь обретения. Но «прибежище» Диониса находится в море. Ради прибежища совершает свой спуск либидо, движимое чрезмерными требованиями Ликурга, который олицетворяет в Илиаде слепую тиранию правящей власти. Дионис — бог влаги, и спуск осуществляется ради увлажнения. Погружение в эти глубины (депрессия) воспринимается не как поражение (поскольку Дионис — не герой), а как нисхождение, помрачение, превращение в воду. (Основное предостережение в алхимии: не начинать действовать, пока все не превратится в воду.) Движения либидо — это мифические события, в которых мы участвуем, и в качестве таковых они объективны. Когда Эго забывает об этом и воспри нимает исчезающее наличном уровне, оно совершает спуск посредством идентификации с богом. Появление Диониса сопровождается весельем и пирушками. Его исчезновение вызывает холодное недовольство. Вера в то, что мы совершаем эти движения, можем их контролировать или несем ответственность за инфляцию или депрессию, есть высокомерие. Включая эти движения в сферу Эго в качестве ответственности, мы приближаемся к lafoliedrculaire (циркулярное безумие франц.), маниакально-депрессивному циклу. Подключение потока либидо к архетипической доминанте придает депрессии религиозный вид. Депрессия может быть кризисом и расположения духа, и энергии. Кроме того, она есть кризис веры. Благодаря вере в бога и в то, что он, уходя, неизменно возвращается, движение можно рассматривать как естественное и необходимое для самого либидо. Поскольку качества, о которых мы говорим, приписывались женщине как телу, это сознание затронет само тело. Это будет телесное сознание, обеспечивающее восприятие соматизированного сознания самости в конкретном, актуальном поведении. В свою очередь, это трансформирует старую фрустрацию рефлексии, отъединенной от действия, где сознание главным образом воспринимается на основе речи и ума с передачей бессознательного в сферу тела и «отреагирований». Тело перестанет быть лишь сферой хаоса и страсти. Теперь оно может стать степенным и нутряным. Можно вспомнить древние изображения Диониса, угрюмого, спокойного, в длинных одеяниях, лишенного героических черт, кроткого, где он являет фигуру вегетации и вегетативных реакций психического. Мы можем научиться кое-чему и у истерии. Истерия соматизирует сознание. Классическая истерия трансформирует психический смысл в соматические демонстрации: центральная идея разыгрывается, разумная оценка вещей свертывается в ритуальный dromenon* (священнодействие, мистический ритуал греч.); психические события становятся телесными событиями; смысл проникает в поведение. Если наша цель состоит в освобождении психических событий от тела, когда «осознание» означает «выражение в понятном для ума порядке», тогда истерию, несомненно, следует рассматривать как регрессивную, а истерические симптомы будут относиться к снижению ментального уровня. Но, если в силу изменения нашего сознания изменилась и наша цель, тогда снижение ментального уровня принимает форму возрастания ценности. В таком случае истерические реакции также являются попытками вернуться к природе, к своему естественному состоянию. Истерические реакции тогда можно рассматривать как отчаянные попытки вновь обрести тело, воплотиться, найти инициацию в жизнь. Фригидные, глупые, легкомысленные, возбужденные молодые люди Парижа и Вены, у которых психиатрия XIX в. обнаружила истерию, не придумали свои трюки. Они не были и личными фантазиями Шарко и Фрейда. «Истерички» действительно представлялись, но представлялись они в смысле mimesis* (подражание греч.), розыгрыша доминант, определявших деятельность их психики. Их пустота относилась к пустым местам, покинутым богом и ожидавшим его возвращения. В конечном счете их бредовая театральность все-таки вызвала осознание Эроса и Диониса, но не у самих девушек (ибо они были участницами эксперимента), а опосредованно, через психоаналитическую теорию невроза. Эта теория дала концептуальную фор мулировку констелляции Эрос-Дионис-Афродита-Приап. Была ли бы у нас другая архетипическая констелляция, а следовательно, и совершенно другая теория невроза и бессознательного, если бы вместо истерии отправной точкой Фрейда была депрессия и меланхолия? Работая с больными шизофренией, Юнг выявил диссоциативность психического, в которой констеллируется множественная личность и, в частности, образы Меркурия-Гермеса-Трикстера. Если, как предположил Фрейд, истерические реакции являются симптомами продромальной бисексуальности, то теперь их можно рассматривать как признаки женской потребности инициироваться в тело, жизнь и любовь на основе доминант, влияющих на истерию. Здесь термин «жен ское» подразумевает не только девушек в возрасте от 15 до 23 лет или кухарок, скажем, в домах Фив, но и молодую, «истеричную», капризную аниму, которую мы обсуждали в первой части этой книги. Какое место занимает этот компонент в аполлоновском сознании? Какую возможность он имеет для входа в жизнь, для инициации, для тела и любви? Вспомним преследования Аполлона и спасающихся бегством девушек. Разве их бегство не имеет продления в реакциях анимы аполлоновского сознания? В отличие от неудачных попыток Аполлона сблизиться, Дионис притягивает женское, извлекая его, подобно соку растений, вину, молоку, которое изливается при его рождении. И последнее: эти трансформации мужского сознания с помощью группы качеств, прежде называвшихся женскими и неполноценными, теперь позволяют нам понять саму неполноценность изнутри этой новой структуры сознания. До сих пор мы всегда говорили о неполноценности с мужской, научной, аполлоновской точки зрения. Неполноценное было частью полярности, в которой мужское занимало более высокое место. Но как оно могло бы выглядеть изнутри? Быть может, эта структура соединенного сознания менее иерархична и не имеет антагонистических полярностей. Быть может, ее можно рассматривать на основе пространственных уровней и Schichtentheone (эта модель психики — обычно трехуровневая — неоднократно встречается в том направлении философской мысли, которое непрерывно идет от Платона и Аристотеля до Фрейда с его Ид, Эго и Супер-Эго). Иерархические модели требуют неполноценности нижних позиций. Но мы можем воспринимать и постигать сознание с помощью иных образов. Например, вместо наложенных уровней мы могли бы говорить о полицентричности, циркуляции и ротации, приливах и отливах потока. В этой структуре все позиции время от времени бывают подчиненными, поэтому ни одна позиция не становится окончательно подчиненной. В структуре такого типа неполноценность в старом смысле этого слова прекратила бы существование. Единственная возможная неполноценность для архетипической психологии состоит в сосредоточении на единственном центре — Эго, самости или Боге. И этот центр, по определению, не мог бы отображать весь спектр архетипических форм.