Миф двадцать первого века, или Россия во мгле

Русский князь Игорь убит своими подданными… И потому неминуемы междоусобицы и смуты. Реки крови ждут Русь… Только мы имеем право владеть миром, все остальные народы существуют для того, чтобы жили мы. Таков удел славян, этого многочисленного и сильного племени. Победить их в открытом бою невозможно, это не удалось еще никому. Но сейчас, пока на Руси нет князя, они слабы и легко могут стать нашей добычей. Для этого я и посылаю тебя к русам… Мы, сыны истинной веры, станем головой русов, мы будем их хозяевами. Пусть работают славянские руки и ноги, пусть гнутся и трещат славянские спины — они будут трудиться для процветания богом избранного народа. Такова воля кагана.

Снабженный этой инструкцией, иудейский лазутчик не останавливается ни перед чем: сеет раздоры между княжеским двором и дружинниками (между властью и "гражданами"), разлагает, развращает, продает и предает, пока суровая рука Немезиды в облике простого киевского воина не настигает его: шпион схвачен, засунут в рогожный куль и заживо утоплен в Днепре. Причем князь Ярослав, не только храбрый, но и мудрый, не разрешает своим гребцам сразу отплыть от места казни: "— Подождем, — говорит он, кладя к себе на колени лук. — Это такая порода, того и гляди выплывет". Выражение "такая порода" — пароль, хорошо знакомый советскому читателю.

Повесть А.Сербы завершается величественным эпилогом: сын Ольги, будущий киевский князь Святослав, в сопровождении верной дружины, плывет в ладье по Днепру.

Что видится ему, будущему великому полководцу, походы и деяния которого современники будут сравнивать с делами и подвигами Александра Македонского? Могучие русские дружины, которые вскоре поведет он освобождать последние славянские племена, еще страждущие под властью иноземцев? Кровавые сечи на берегах Итиля и Саркеля (хазарские названия Волги и Дона. — М.К.), когда под ударами его непобедимых дружин рухнет и навсегда исчезнет вековой враг Руси — Хазарский Каганат, а славянские воины распашут плугами место, где стояла его разбойничья столица?

На последнем "видении" следует задержаться: нет никаких исторических данных, указывающих на то, что столица Хазарии — Итиль — после взятия и разрушения была еще и распахана. Вопрос о том, что доказательства захвата Итиля Святославом вообще отсутствуют, мы оставляем в стороне. И все же эта живописная деталь действительно позаимствована из архива мировой истории: римляне пропахали борозду на месте Карфагена, и не славянские, а римские воины разрушили другую столицу, Иерусалим, и распахали место, где он стоял.

"Художественный перенос" этого римского жеста в славянские просторы в повести А.Сербы должен открыть читателю метаисторический смысл описанных в ней событий: Кивская Русь и Россия вообще — это "инкарнация" Римской (вообще мировой) империи; Хазарский каганат — "новая (но и вечная) Иудея", лишь географически смещенная в евразийские степи, а хазары — попросту псевдоним евреев.

Недостаток места вынуждает нас ограничиться разбором произведений лишь четырех названных авторов. На первый взгляд может показаться, что перед нами разрозненные и никак не согласованные между собой расистские эмоции, которые обретаются на периферии мировоззренческих страстей авторов и не формируют их идеологию. Не исключено, что для Ю.Медведева ("Куда спешишь, муравей?") главное —это вера в оккультные науки, вообще в "тайное знание", поэтому нелюбимый еврей становится носителем плоского позитивизма, а будь тот же автор страстным позитивистом, еврей оказался бы воплощением иррациональной тьмы. К извечной борьбе "мистической ночи" с "рационалистическим днем" не имеет, казалось бы, никакого отношения В.Назаров ("Силайское яблоко"), чей расизм носит скорее политический характер. Что касается В.Щербакова ("Чаша бурь"), писателя, наиболее близкого к основателю "школы" Ефремову по масштабности поставленных проблем и несколько безумному способу их интеллектуального и литературного решения, — то и здесь "образ еврея" в качестве персонифицированного Зла может быть расценен скорей как побочный продукт теософско-историософской алхимии, чем ее непосредственная цель. То же и с А.Сербой, автором псевдоисторической повести "Никакому ворогу": резко отрицательная оценка Хазарского каганата традиционна для русской и советской историографии, и нет ничего удивительного в том, что беллетрист подхватил ее, чтобы дать волю своим приватным предрассудкам, обидам и амбициям. Короче говоря, может показаться, что никакой особой группы единомышленников в научно-фантастической и близкой к ней литературе 80-х годов нет.