Опрос общественного мнения, касающийся искусства и литературы, всегда больше характеризует общество, нежели истинную ценность того, что именно оно предпочитает. Стругацкие, действительно, писали все лучше и лучше. "Трудно быть богом" несравненно интереснее и значительнее, чем первая их повесть "Страна багровых туч". Однако и Ефремов писал отнюдь не хуже, чем раньше, не говоря уже о том, что текст "Туманности Андромеды" остался в 1967 году таким же, каким был десять лет назад.
Изменился читатель, изменилось общественное сознание. В правоверно-коммунистической "преамбуле" Стругацких (фон большинства их произведений, а не только повести "Трудно быть богом", — всемирная победа коммунизма, XXII век) читатель видел необходимую уступку и условность; сняв эту обертку, он находил драматические конфликты, социальные проблемы и нравственно-психологические противоречия своего времени и своего общества. Что же касается И.Ефремова, то при всей неортодоксальности отдельных его идей (подлинный характер и источник которых так и не был понят и разгадан) в самом стиле его сознания и письма интеллигентный читатель ощущал нечто глубоко родственное сущности и "стилистике" власти.
Смена симпатий, перемена в отношении к ведущим авторам советской НФ в течение неполного десятилетия четко указывает на изменения в характере оппозиционного сознания: оно расстается с иллюзиями, возникшими в медовый период хрущевских реформ, и постепенно теряет надежды на сотрудничество и взаимопонимание между интеллигенцией и властью.
Мы назвали три имени. Но в эти же годы, в рекордно короткий срок сформировалась целая группа писателей-фантастов. Братья Стругацкие, Гансовский, Варшавский, Парнов, Емцев, Шефнер, Громова, Мирер, Биленкин, Брандис, Дмитриевский — таков их далеко не полный перечень.
Значительная часть молодых авторов были уже не очень молодыми людьми и пришли в НФ из мира науки. Так, один из Стругацких — ученый-японист, другой — астроном; Илья Варшавский, создатель советской сатирической фантастики, — инженер-физик; Рафаил Нудельман, один из первых в советской литературе теоретиков жанра, — физик; Кир Булычев — востоковед. И так далее. Следует отметить и другую особенность группы: подавляющее большинство фантастов 60-х годов — евреи.
Вопрос "почему?" и ответ на него неизбежно увел бы нас в область спекулятивных построений. Существует, однако, выразительная параллель между массовым участием евреев в демократическом диссидентском движении и массовым их приходом в НФ. Это, по нашему мнению, лишний раз доказывает глубинную связь между формированием либерально-демократической оппозиции и научной фантастики 60-х годов. Социальная знаковость НФ ярко проявилась уже в оформлении книг. Несмотря на общее потепление политического и культурного климата (а быть может, именно поэтому), партийно-административный аппарат во главе с Хрущевым оказывал жесточайшее сопротивление модернизации искусства, особенно изобразительного. Пресекались любые попытки заменить примитивный реализм в духе отсталого - даже для XIX века — передвижничества более современными стилями и формами.
Едва ли не первый прорыв этой агрессивной обороны был совершен в области графического оформления изданий НФ. Пользуясь тем, что соответствие оформления стилю, духу и букве иллюстрируемого произведения почиталось аксиомой эстетики, молодые и авангардистски настроенные художники-иллюстраторы снабжали издания НФ абстракционистскими орнаментами ("кабина космического корабля"), сюрреалистическими фигурами ("как иначе может выглядеть инопланетянин, если в тексте сказано, что у него три глаза и щупальцы вместо рук?"), пейзажами, напоминающими живопись фовистов ("закат на Марсе", "рассвет на Амальтее"). Сама внешность книги попахивала оппозиционностью.
Безошибочное "классовое чутье" литературного круга, сложившегося в сталинские годы и не желавшего сдавать свои позиции, угадывало в НФ не просто новое явление литературы, нежелательное, как все новое, но злонамеренно иносказательный жанр. Показательна в этом смысле одна из рецензий на повесть Стругацких "Улитка на склоне", носившая характер политического доноса:
"Это произведение, названное фантастической повестью, является не чем иным, как пасквилем на нашу действительность… Авторы не говорят, в какой стране происходит действие, не говорят, какую информацию имеет описываемое ими общество. Но по всему строю повествования, по тем событиям и рассуждениям, которые имеются в повести, отчетливо видно, кого они подразумевают… Общество, показанное А. и Б.Стругацкими, — это конгломерат людей, живущих в хаосе, беспорядке, занятых бесцельным, никому не нужным трудом, исполняющих глупые законы и директивы. Здесь господствует страх, подозрительность, подхалимство, бюрократизм."