Исследуя условия, которыми можно было бы объяснить медлительность в расширении сферы действия мегамашины после того, как был совершен первоначальный скачок конструктивной деятельности, — нужно помнить не только об отрицательном воздействии войны: неоднократно наблюдалось и разочарование в самой власти, в материальном богатстве, когда они становились чужды целенаправленному и осмысленному ходу жизни сообщества. Со временем это разочарование коснулось эксплуататоров, точно так же как эксплуатируемых.
Правящие классы постоянно расслабляло то изобилие земных благ и удовольствий, которое они присвоили себе столь беспощадным образом. Слишком многие из этих бесстыдных правителей и их приспешников скатились, по сути, на обезьяний уровень: подобно обезьянам, они захватывали пищу только для себя, даже не думая поделиться ею с другими; словно обезьяны, наиболее могущественные владыки требовали себе больше женщин, чем положено; наконец, как и обезьяны, они постоянно пребывали в состоянии раздраженной агрессии против возможных соперников. Иначе говоря, они совершенно отдалились от своих чисто человеческих качеств, и, в этом смысле, реальный выигрыш во власти и богатстве привел их к мертвой точке, не породив соответствующего умственного богатства.
Приблизительно между 3500 и 600 гг до н. э. физическая скорлупа цивилизации утолщилась; однако находившееся внутри нее существо, которое и изготовило эту скорлупу, ощущало себя все более сдавленным и стесненным, можно даже сказать, что его окутала прямая угроза. Награда за крупномасштабную организацию и механизацию была куда меньшей по сравнению с необходимыми для этого жертвами. Лишь возросшим чувством разочарования можно объяснить народные восстания, которые понемногу начали вспыхивать между IX и VI веками до н. э.; это был бунт внутреннего человека против человека внешнего, духа против оболочки. Поскольку такой бунт не зависел от физического оружия, его не удавалось окончательно подавить кнутом, дубинкой или кандалами; и потому он спокойно угрожал обрушить всю систему власти, основанную на монополии на землю, на рабстве и на пожизненном жестком разделении труда.
Первым ученым, который описал это одновременное движение и понял его значимость, был почти забытый сегодня шотландец, Дж. Стюарт Гленни, призывавший также обратить внимание на указанный пятисотлетний цикл в культуре; а Карл Ясперс и я сам, не сговариваясь, назвали эти новые религии и философии «осевыми» («аксиальными»): этот намеренно двусмысленный термин включает и идею «ценности», как это имеет место в науке аксиологии, и идею центральности[84], то есть, сведения всех независимых институтов и функций к человеческой личности, вокруг которой они вращаются.
Начавшийся в сознании, этот бунт принялся понемногу подтачивать материалистические представления, которые приравнивали человеческое благосостояние и волю богов к централизованной политической власти, военному господству и все возраставшей экономической эксплуатации, символичным выражением которых были стены, башни, дворцы и храмы крупных городских центров. По всей Европе, на Ближнем Востоке и в Азии (особенно не в городах, а в деревнях) возвышались новые голоса таких людей, как Амос, Гесиод или Лао-цзы; они высмеивали культ власти, объявляя его чудовищно несправедливым, бесполезным и бесчеловечным, и провозглашали новые ценности — противоположные тем, на которых и вырос миф мегамашины. Не власть, а праведность, — говорили эти пророки, — служит основой человеческого общества; не хватать, отнимать и сражаться нужно, а делиться с другими людьми, сотрудничать с ними и даже любить их; не гордость похвальна, а смирение, не безграничное богатство, а благородная добровольная бедность и чистота.
К VI веку до н. э. этот вызов был брошен повсюду: давало о себе знать одинаковое общее отношение к жизни, одинаковое пренебрежение благами цивилизации, одинаковое презрение к властелинам при дворе, в военном лагере, в храме или на рыночной площади, которые, по словам Уильяма Блейка, будут «всегда подавлять умственную и длить телесную войну». И, самое главное, одинаковая жалость к бедным и униженным, легче других становившимся жертвами власти.
84
Слово axial («осевой») происходит от латинского слова axis — «ось», а в слове axiology («аксиология») присутствует греческий корень: αςια — «ценность», αςιος — «ценный». (Прим. пер.)