И все же, некоторые догадки на этот счет уже мелькали в глубинах осознанных интересов Леонардо и несколько омрачали его, в остальном, благоприятные представления о пользе рациональных изобретений для человека. С интеллектуальной точки зрения, он был слишком крупной личностью, чтобы укладываться в рамки стандартных категорий, например, инженера, изобретателя, художника или ученого; впрочем, подобно своим ближайшим современникам, Микеланджело и Дюреру, да и многим более ранним и более поздним выдающимся фигурам, Леонардо интересовался весьма широким спектром наук — от геологии до человеческой анатомии. Но он осознал ограниченность одного лишь механического изобретения. В одной из своих дневниковых заметок он написал: «Да будет угодно Создателю нашему, чтобы я сумел раскрыть природу и обычаи человека так же хорошо, как я умею изобразить его фигуру».
Леонардо, по крайней мере, уловил нечто такое, что отсутствовало в механической картине мира. Он понимал, что человек, которого он препарировал в анатомическом театре и правдоподобно изображал на бумаге — это еще не весь человек. Неподвластное глазу и скальпелю, было не менее важно для описания любого живого существа. Без понимания истории, культуры, надежд и мечтаний человека сама сущность его бытия оставалась необъяснимой. Так Леонардо познал ограниченность своих анатомических штудий и механических изобретений: человек, которого он рассекал и затем воспроизводил на листе бумаге — еще не весь человек; и собственным примером он показал, что подавляемая часть бессознательного мира человека в конце концов вырвется наружу в виде тех самых кошмаров, что преследуют ныне все человечество.
К несчастью, таланты Леонардо — как это и сегодня часто случается с лучшими учеными, занятыми вопросами техники, — враждовали с его совестью. Стремясь полнее овладеть машиной, он был готов — подобно многим современным ученым — продать свои услуги герцогу Миланскому[105], одному из виднейших деспотов той эпохи, — лишь бы получить возможность на деле испытать свой изобретательский талант. Однако, поскольку новая идеологическая система тогда еще не сложилась, Леонардо сохранял ту интеллектуальную свободу и нравственную дисциплину, о какой после XVIII века приходилось только мечтать. Так, изобретя подводную лодку, он сам же и отверг свое изобретение «по причине злобной натуры человека, который готов убивать себе подобных даже на дне морском». Такая сдержанность говорит о нравственной отзывчивости, у Леонардо не меньшей, чем его изобретательские способности; лишь горстка современных ученых — таких, как покойный Норберт Винер или Лео Силард[106] — в наши дни выказывали подобную же озабоченность последствиями своих открытий и умение вовремя остановиться.
Упорная озабоченность Леонардо нравственными вопросами, касавшимися того нового человека, которым он становился сам и которому он, в свою очередь, помогал сформироваться, — ставит его в стороне от тех, кто ограничивал свое внимание лишь наблюдениями, опытами и уравнениями, не испытывая ни малейшего чувства ответственности за последствия своих занятий. По-видимому, такая чувствительность к социальным последствиям изобретений порождала внутренний конфликт, препятствовавший успеху Леонардо. Однако столь силен был напор и механизации, и войны, что, поддавшись влиянию своего механического демона, Леонардо все-таки изобрел не только подводную лодку, но и сухопутные танки и скорострельные пушки, а также множество других устройств подобного рода. Если бы яркие предчувствия и внутренние борения мучили и всех остальных ученых, вся позднейшая механизация развивалась бы более медленными темпами.
Леонардо гордился своим статусом инженера: он даже составил перечень из полудюжины инженеров классической эпохи — от Каллия Родосского до Каллимаха Афинского (того самого, который умел отливать крупные изваяния в бронзе), — словно для того, чтобы самому себе отвести достойное место в ряду древних мастеров. С чувством истории, утраченным инженерами позднейших времен, он рылся в анналах античности в поисках каких-нибудь ценных подсказок от греческих и римских инженеров. Леонардо даже ссылался на тот факт (к нашему нынешнему изумлению), что египтяне, эфиопы и арабы пользовались древним ассирийским способом надувать меха, чтобы переправлять верблюдов и воинов по воде при форсировании рек; кроме того, он одобрительно высказывался о строительстве непотопляемых лодок для перебрасывания войск, тоже по древнеассирийскому образцу.
106
Винер (Wiener) Норберт (1894–1964) — американский ученый, сформулировавший осн. положение кибернетики. Силард (Сцилард) (Szilard) Лео (1898–1964) — венгерский физик, работавший в Германии, Великобритании и США. Выступали за запрещение ядерных испытаний, хотя, например Сцилард имел прямое отношение к созданию первого ядерного реактора и определению критической массы 235 U. (Прим. ред.)