У человека такая склонность к предвидению и провидению будущего становилась все более осознанной и преднамеренной, проявляясь в образах, являвшихся ему в сновидениях, и игривом предвкушении; а также в мысленном переборе открывающихся перед ним возможностей. В отличие от какого-нибудь подопытного животного, которое реагирует лишь на непосредственный вид или запах пищи, человек способен добывать ее заранее — за много часов, дней или даже месяцев. Можно сказать, что человек — прирожденный разведчик и старатель, хотя зачастую труды его вознаграждает лишь фальшивое золото. Подобно актеру, он часто примеряет на себя новые роли, пусть даже пьеса еще не написана, театр не выбран, а декорации не готовы.
Не последним по важности свойством необычного человеческого мозга была и эта повышенная забота о будущем. Главными стимулами, побуждавшими человека к творчеству, были беспокойство, пророческие чутье и художественное предвидение, которые, должно быть, возникли впервые, когда человек стал замечать смену времен года, космические явления и смерть. По мере того, как складывался более адекватный культурный аппарат, сознание человека все успешнее справлялось с большими кусками прошлого и будущего, связывая их в единую и осмысленную структуру.
Теперь тонкость и сложность нервного устройства человека делает его чрезвычайно уязвимым: поэтому он постоянно терпит неудачи и разочарования, ибо зачастую то, что кажется ему доступным, ускользает от него. Некоторые из самых серьезных препятствий для его развития порождались отнюдь не суровой средой или угрозами со стороны плотоядных или ядовитых тварей, деливших с человеком среду обитания, но столкновениями и противоречиями внутри его собственного «я», введенного в заблуждение или само по себе сбившегося с пути; действительно, они часто проистекали из той повышенной чувствительности, того чрезмерного воображения и той чрезмерной чуткости, которые и отличали его от прочих биологических видов. Хотя все эти черты укоренены в гипертрофированном мозгу человека, об их косвенном влиянии на человеческую жизнь слишком часто забывали.
Потенциальные возможности, заложенные в человеке, все же очень важны, бесконечно важнее, нежели все его нынешние достижения. Так было в начале, и так остается сегодня. Величайшая проблема человека состоит в том, чтобы достаточно четко упорядочивать и сознательно направлять и внутренние, и внешние силы ума, так чтобы они составляли более связное и вразумительное целое. Техника сыграла конструктивную роль в разрешении этой задачи; однако орудия из камня, дерева или волокна не могли найти применения на достаточно высоком уровне, пока человеку не удалось изобрести других — неосязаемых — инструментов, порожденных его собственным телом и не проявляющихся в каких-либо иных формах.
Если бы для первобытного человека имело значение только лишь выживание, то ему удалось бы выжить, даже имея в своем распоряжении то же материальное оснащение, что имели и его непосредственные предки-гоминиды. Должно быть, человеком все-таки двигала какая-то смутная потребность, какое-то внутреннее устремление, объяснить которое внешним давлением среды так же трудно — по сути, так же невозможно, — как и постепенное превращение ползающей рептилии в крылатую птицу. Значит, что-то еще занимало его дни, помимо рутинной добычи пропитания. Сама оснащенность человека мощной нервной системой служила благоприятным условием для этого развития; но одновременно, в силу этого самого факта, человек слишком поддавался субъективным побуждениям, чтобы покорно закоснеть, полностью подчиняясь шаблону своего биологического вида, вновь впасть в круговорот животного существования и принять участие в плавном процессе органической эволюции.
Я думаю, критический перелом произошел тогда, когда человек открыл в себе свой многогранный ум и поразился тому, что там обнаружил. Образы, независимые от тех, что видели его глаза, повторяющиеся ритмичные движения тела, которые не служили какой-то непосредственной цели, но приносили удовольствие, действия, которые он запоминал и в совершенстве воспроизводил в памяти, а затем, после многочисленных мысленных тренировок, совершал снова, — все это служило сырым материалом, которому следовало придать некую форму. И с материалом этим — если учитывать, что изначально у человека не имелось иных орудий, кроме органов собственного тела, — было гораздо легче справиться, чем с внешней средой. Вернее сказать, сама человеческая природа являлась наиболее податливой и отзывчивой частью этой среды; и первейшей задачей человека стало выработать свое новое «я» — обогащенное разумом, отличное как обликом, так и поведением от его прежнего антропоидного естества.