"Избиение жён оставалось неподсудным делом и во многих странах считалось нормой вплоть до XIX века" (Ялом, 2019, с. 72).
Тот факт, что брак исторически даже не предусматривал романтической связи, подтверждается и множеством записей в церковных судах, где беглые жёны давали согласие вернуться к мужу, но при условии, что он больше не будет бить её напрасно, или даже "если он не намерен убить её" (Цатурова, с. 165). Если муж не имел склонности бить, то этого уже было достаточно, чтобы считать его хорошим. Этот культурный норматив в деревне сохранялся вплоть до XX века: даже тогда на вопрос о том, хороший ли был муж, крестьянка отвечала "Ничего: не запугал, не застращал, не бил. Не было синяков. Ничего не было. Так прожили" (Адоньева, Олсон, 2016, с. 144). Рукоприкладство в семье, видимо, было одним из факторов (наряду с большой бытовой нагрузкой, лежащей на жене), объясняющих, почему мужчины чаще и скорее вступали в повторные браки, тогда как женщины старались от такого шага впредь воздерживаться (Зидер, 1997, с. 59; Цатурова, с. 157). Как говорила бывшая рабыня Элиза Холман "Что такое замужество, я поняла, и больше ни в жизнь" (цит. по Ялом, 2019, с. 216).
Восприятие брака никогда не было радужным
Интересно, что, несмотря на всю многотысячелетнюю обязанность вступления в брак, наверное, так же давно и параллельно этому в народе существовало и критическое к нему отношение. Недовольные голоса в адрес брака звучали ещё со времён Античности, но они всегда меркли под силой самого культурного предписания: каждый должен вступить в брак, хочет того или нет. Можно сказать, недовольство институтом брака веками оказывалось доминируемым знанием.
Популярная во Франции XII–XIII веков сатирическая поэзия (фаблио) была наполнена именно этими антифеминистскими мотивами и недовольством браком: поэты шутили о женском коварстве, сварливости, о её сексуальных аппетитах и тяге к неверности. Многие авторы Средневековья открыто демонстрировали свои претензии к женщинам и браку (Михайлов, 1991, с. 267), и эти антибрачные настроения проявлялись не только в поэзии, но и в романах (Ястребицкая, 1982, с. 249). Мужья-страдальцы в ярких красках описывают свои злоключения, вызванные женскими кознями, и порой даже утрату своих прежних богатств и общественного статуса из-за этого. Средневековая литература разоблачает брак как ведущий к утрате личности (Payen, 1977, p. 414), и единственная польза от него, как иронизирует средневековый поэт, — это заполучить чистилище уже на этом свете.
В популярном произведении начала XV века "Пятнадцать радостей брака" анонимный автор излагал истории о проделках коварных жён и о глупых, легковерных мужьях. Автор проводит читателя по всем кругам семейного ада, стараясь не упустить ни одной возможной ситуации, отчего морально-социологический трактат превращается в сборник забавных историй.
Начинал несчастный аноним свои "Радости брака" такими строками:
"Давно известно и установлено, что тот, кто добра себе не желает, лишён, стало быть, ума и благоразумия, даже если он и не наносит урона ближнему своему. Эдакого безрассудного растяпу можно уподобить лишь тому слабоумному, что своею охотою забрался узким лазом в глубокую яму, откуда обратного хода никому нет. Такие ямы выкапывают в дремучих лесах, чтобы ловить в них диких зверей. А те, провалившись, сперва от великого изумления впадают как бы в столбняк, а после, очнувшись, принимаются кружить и метаться, ища способа выбраться и спастись, да не тут-то было! Таковая же история приложима и уместна для того, кто вступает в брак. Брачующийся мужчина подобен рыбе, что привольно гуляла себе в море и плавала куда ей вздумается и вот эдак, плавая и резвясь, наткнулась вдруг на сеть, мелкоячеистую и прочную, где бьются пойманные рыбы, кои, учуяв вкусную приманку, заплыли внутрь да и попались. И вы, верно, думаете, что при виде этих бедняг наша вольная рыба улепётывает поскорее прочь? Как бы не так — изо всех сил тщится она найти вход в коварную ловушку и в конце концов всё-таки пробирается туда, где, по её разумению, забав и услад хоть отбавляй, отчего и стремится вольная рыба попасть внутрь. А уж коли попала, то обратно выхода не ищи, и там, где полагала найти она приятности и утехи, обретает одну лишь скорбь и печаль. Таково же приходится и женихам — завидно им глядеть на тех, кто уже барахтается в брачных сетях, будто бы вольно резвясь внутри, словно рыба в море. И не угомонится наш холостяк до той поры, пока не перейдёт в женатый чин. Да вот беда: попасть-то легко, а вернуться вспять трудненько, жена — она ведь прижмёт так, что и не вывернешься. Вспомните, как некий высокоученый доктор, по имени Валериус, ответил одному своему другу, который, вступивши в брак, все допытывался у него, хорошо ли он сделал. Вот какой ответ дал ему Валериус: "Друг милый, — сказал он, — ты бы лучше сыскал крышу повыше, да и кинулся с неё в реку поглубже, притом непременно вниз головою!" ("Пятнадцать радостей брака", с. 5).